Не отрекаются любя. Полное собрание стихотворений. Вероника Тушнова

такую дьявольскую непогоду,

      что катерок отшвыривало прочь.

      Промок до нитки и оглох от ветра,

      от качки тошно стало на душе…

      Его никто не заставлял.

      Но это,

      как он сказал,

      «в характере уже».

      …А инженер пришел, когда светало.

      Он мог бы спать. Но все-таки не спал.

      Он вновь проверил сухость аммонала,

      взглянул на штольни, осмотрел запал…

      У горла билась жилка торопливо.

      Он все шагал и глаз не мог закрыть.

      И все ему казалось – силу взрыва

      возможно сердцем удесятерить.

      Все рассказать, все вспомнить – жизни мало.

      Тесна бумага, и слова сухи.

      Я до сих пор еще не написала

      об этом настоящие стихи,

      чтоб мне не стыдно было подарить их

      своим друзьям, которые везде,

      стихи такие, чтобы даже критик

      их не назвал «стихами о труде».

      Пренебрегая дружеским советом,

      сто раз проверив доводы свои,

      я все-таки настаиваю:

      это

      стихи не о труде,

      а о любви!

      Пути-дороги

      Мне в путь никто не помахал платочком.

      Трехдневный дождь гремел по водостокам…

      И вот я стала движущейся точкой

      с северо-запада к юго-востоку.

      Навстречу рощи мокрые летели

      и крыльями озябшими шуршали…

      Летели искры огненной метелью

      и кувыркались в речке с камышами.

      Мостов кричало гулкое железо,

      и встречный поезд, оглушая свистом,

      как вихрь, вывертывался из-за леса

      и исчезал за поворотом мглистым…

      На полустанках бегали ребята –

      веселая продрогшая орава,

      те самые, с которыми когда-то

      я, девочкой, бруснику собирала.

      В купе висел слоистый дым махорки,

      окошко застил покрывалом бурым…

      Но хмурый инженер с Магнитогорки

      мне не казался ни чужим, ни хмурым…

      И я узнала, кажется, майора.

      Не он ли раненый лежал в палате?

      Я спутницу узнала по узору

      на немудреном бумазейном платье,

      по медным косам, заплетенным туго,

      и по румянцу на девичьей коже…

      Ведь это школьная моя подруга…

      А впрочем, нет… Но до чего похожа!

      А непогодь не уставала злиться.

      Секла по стеклам струйками косыми…

      Потом немолодая проводница

      рассказывала о погибшем сыне,

      о старшей дочке, о внучонке Пете…

      И все так близко, дорого, знакомо…

      Пути-дороги… Бесприютный ветер…

      А нам тепло. А мы – повсюду – дома.

      Родина

      Четыре недели у нас на глазах

      с солдатскою жизнью прощался казах.

      Лежал он истаявший, серый, как дым, –

      как быть нам, что делать с таким молодым?

      Ему говорю: – Поправляешься, друг, –

      а он догорает, почти что потух.

      А рядом капели гремит перестук,

      с