Сборник рецензий. Сергей Овчинников

предложение – сделать Глеба Яновского не гитаристом-виртуозом, а рок или поп исполнителем (а то и группой) и подданным каких-нибудь США или, на худой конец, той же Германии, раз уж она всё равно заявлена. Хотя с подданством тут и так всё более-менее. Ну а происхождение (и детство, стало быть) у него могло бы остаться тем же – киевским. В этом случае никаких проблем с достоверностью ни один въедливый читатель не посмел бы отыскать. Но тогда другой вопрос: почему в рамках своей художественной правды писатель не имеет права сделать его всё-таки гитаристом и при этом, ах, боже мой, суперизвестным? Ну и что, что «не бывает»! Вот так впервые случилось в этом романе! Украинец по происхождению, считающий себя русским? – Да сплошь и рядом! А как же, а вдруг усмотрят боль за пошатнувшееся братство народов? – Пусть усматривают, надо усматривать! Братство было? – Было! – А боль? – Есть!

      О сомнительных местах

      Как-то неуклюже появляется в романе дед Мефодий. Он, словно по вызову (дедушка по вызову), является на выручку уже относительно взрослому внуку (15 лет), не объясняя, где пропадал до сих пор. Цель понятна – наставить на путь, воцерковить – с его помощью завершается «смертельная» инициация Глеба, после чего он возвращается в музыкальную школу. Но лично мне от этого понимания только хуже. Да, и про Гагарина многотиражная шутка, на мой взгляд, совсем зря. Ну и выглядит дед Мефодий искусственно внедренным – шпионом-нелегалом со слабой легендой.

      Иногда встречаются неловкие фразы:

      «Впрочем, наибольшим удивлением в этой квартире была для него другая птица – Катя.»

      – Здесь вроде бы и логика есть – интерьер в квартире семьи орнитологов изобилует чучелами птиц и… И этой прямолинейной метафорой героиню накрывает как шрапнелью!

      «Растворяясь в Глебе без остатка, она хотела видеть и встречное движение».

      Не ради того, чтобы упрекнуть автора в банальности и, о ужас, в пошлости, просто выразить лёгкое разочарование от того, что подобные обороты вкупе с описанными эпизодами на мой взгляд неуклонно понижают уровень произведения в целом.

      Вот ещё:

      «Здесь речь пошла преимущественно о русско-немецких связях, которые пара укрепляла всеми доступными средствами». Тут даже комментировать не хочу, но на всякий случай: Фраза по форме слишком клиширована, по сути же содержит вдобавок весьма приземленный сальный намёк, что по совокупности отягчающих делает её едва ли уместной.

      Ну и самое вопиющее:

      «Катя и Глеб очень горевали и не могли представить Дуню мертвым».

      Это уже за гранью! Ради какой великой цели был умерщвлён персонаж, пусть не главный, Красимир Дуйчев по прозвищу Дуня? Чтобы главный герой с возлюбленной в одном коротком предложении погоревали о его безвременной и ничем не обоснованной кончине? Если бы речь шла о начинающем авторе, можно было бы предположить, что фраза перекочевала из синопсиса, и автор просто забыл (или не захотел по какой-то причине) развернуть вместо нее яркое и исчерпывающее