Сто причин сойти с ума. Давид Павельев

Серафимович, что мои учителя придерживаются традиционного подхода: уколы успокоительного, смирительные рубашки, шоковая терапия. Мне подобная система тоже кажется гораздо более эффективной, чем различные гуманные методы: всякие там игры, беседы по душам и так далее.

      Я всё ещё ждал, что Дроздов прервёт меня и начнёт ставить на место. Но он внимательно слушал, по-птичьи склонив голову вбок, даже не пытаясь перебивать, и кивал. Тогда я вошёл в раж окончательно:

      – Более того, я сомневаюсь, что всё это вы действительно применяете на практике. У меня создалось впечатление, что ваш подход носит экспериментальный характер, но основного результата вы всё равно добиваетесь по-старинке.

      Выпалив всё это, я замолчал. Несколько секунд висела гнетущая тишина, похожая на затишье перед бурей. Я уже начал жалеть, что высказал всё это ему в лицо. Сейчас мой новый начальник оправится от моей наглости и разорвёт меня в пух и перья. Тоня тоже замерла, будто бы даже сочувствуя мне. Но главврач, как оказалось, просто хотел удостовериться, что я закончил. Тогда он произнёс:

      – Мне нравится ваша манера говорить прямо. Я и сам люблю ставить вопрос ребром, так что мы с вами, думаю, сработаемся. Ваш скептицизм мне тоже прекрасно понятен. Сейчас вам трудно это понять, но многие из тех, кого мы считаем безумцами, просто нуждаются в понимании того, что быть здоровым не так уж плохо.

      – Разве не тем они отличаются от нас, что не в состоянии этого понять? И чего может быть хорошего в безумии?

      Дроздов покачал головой.

      – У вас пока слишком мало опыта, молодой человек. Но это поправимо. Подождите моего заместителя доктора Антипенко, он введёт вас в курс дела. А меня, простите, ещё ждут пациенты…

      – Симон Серафимович! – спешно воскликнула Тоня. – Пока вы не ушли, я должна сообщить вам, что час назад доставили Нерона.

      Дроздов, повернувшийся было к двери, резко развернулся в её сторону.

      – Того самого? Или другого?

      – Того самого, – виноватым тоном ответила медсестра.

      Главврач, казалось, был раздосадован этой новостью. Он выразил бы свои эмоции полнее, если бы не моё присутствие.

      – Ладно, чего поделать. А, вот и Аркадий Витальевич!

      Дверь открылась, и в ординаторскую вальяжно, будто заплывающий в гавань эсминец, вошёл полноватый мужчина средних лет с многоэтажным подбородком, блёклыми волосами, не скрывающими внушительную лысину, и ленивым взглядом бесцветных глаз.

      – Вас уже обрадовали? – спросил он грудным фальцетом. – Я как раз от него. Его императорское величество не желает иметь дела с плебеями вроде меня, и требует равных себе, бишь вас.

      – Я польщён, что он считает меня равным. Он спокоен?

      – Он всегда спокоен, вы же его знаете.

      – Словом, всё как всегда… – Дроздов повернулся ко мне. – Вот, Пётр Степанович, он и объяснит вам, чего хорошего можно найти в безумии. А это доктор Антипенко, мой заместитель.

      Антипенко смерил меня оценивающим взглядом и, судя по всему, остался доволен.

      – Вы