Маятник Судьбы. Денис Чекалов

победителя. Мало кто в такой ситуации удержался бы от едкой фразы или торжествующего замечания. Но Тадеуш понял, что любые слова испортили бы эффектную сцену.

      Он развернулся и вышел вон, полный достоинства.

      – Вам надо быть осторожнее со своими эссе, господин Чис-Гирей, – заметил я. – Вижу, от них у вас больше врагов, чем от поэм о свободе.

      – Майкл, – спросила моя партнерша, когда мы вышли на улицу и направились обратно, к Собору. – А почему Тадеуш называл Чис-Гирея на «вы»? Вроде бы хотел смешать его с грязью, откуда ж вдруг такая вежливость?

      Девушка взяла меня под руку.

      – Это чисто мужское отношение к жизни, – объяснил я. – Слишком вычурное для женщин. Для Владека Марат – мэтр. Обитатель Парнаса. Вот почему эссе так его задело. К мэтру нельзя обращаться на «ты», даже если собираешься дать ему в рожу. Иначе он уже не будет мэтром, и пощечина потеряет свое значение.

      – То есть, он называл поэта сушеным мухомором из уважения? Ты прав, для меня это слишком сложно.

      – Гораздо интересней другое, – заметил я. – Марат Чис-Гирей прекрасно знает, кто на него напал и почему. И у него есть веские причины скрывать правду.

      – С чего ты взял? – удивилась девушка.

      – Видишь ли, Френки – когда ты спросила его об этом, он дал слишком подробный ответ. Перечислил своих врагов едва ли не по пунктам, а потом заглянцевал все напыщенной цитатой. Он подготовил это объяснение заранее, отшлифовал, как поэму перед выступлением – а почему? Он знал, что придется лгать.

      Я глубоко погрузился в свои мысли.

      – Слава богам, это не наше с тобой дело. А когда вернемся из Аспоники – сможем все выяснить. Если захотим.

      Девушка заглянула мне в глаза. Это движение более пристало влюбленной школьнице, и у прекрасной демонессы оно вышло довольно забавно.

      – Но тебя беспокоит что-то еще, Майкл? – спросила она.

      – Да, Френки, – ответил я, не совсем охотно.

      Приятно, когда рядом с тобой прекрасная девушка, которая знает и понимает тебя.

      Но если она знает тебя слишком хорошо, это уже не так приятно.

      – Меня терзают угрызения совести, – сказал я. – Что ты мне посоветуешь?

      – А в чем дело?

      Мне было неприятно говорить о своей оплошности, и мое лицо непроизвольно нахмурилось.

      – Только что я мог помочь человеку, но не сделал этого. Френки. Все моя проклятая эльфийская осторожность. Я не люблю ни во что вмешиваться. Теперь так неудобно.

      – Ты про эту пощечину? Если бы Владек не дал Чис-Гирею плюху – я бы его сама угостила. Нечего писать на всех пасквили. Эссеист нашелся.

      – Я говорю не про Марата, – досадливо ответил я. – А про Тадеуша. Он хотел публично унизить своего врага. Они в кондитерской. Вокруг столько тортов. К тому же, вспомни, чем они украшены. Только представь, как можно опозорить человека. Я должен был предложить это Тадеушу – но нет же, промолчал. А какой шанс упущен.

      6

      Автомобиль остановился так резко, словно мир кончился, и некуда было дальше ехать.

      – Что-нибудь