История города Хулучжэня. Ма Лао

его. Жители Хулучжэня от всей души ненавидели «банду четырех», и когда эта «шайка из трех мужчин и одной женщины» в масках выходила на улицы с представлениями, то частенько нарывалась на брань и даже побои. Их одежду и маски нередко украшали плевки. Однажды какой-то старик, перетаскивавший навоз, смотрел-смотрел на их представление, а потом внезапно взял свою бочку да и вылил навоз на них. Гуань Дэчжэна после этого еще несколько дней тошнило.

      Единственное, что его радовало, – это то, что актрисой в роли Цзян Цин была та, что ранее играла тетушку А Цин в отрывке о «борьбе умов» из оперы Шацзябан. С изысканной внешностью и звонким мелодичным голосом, она была из тех женщин, что являются во снах всем мужчинам. Ее фамилия была Люй, полное имя – Люй Сяоюнь, и приехала она в Хулучжэнь из уезда вместе с отцом, который стал там разнорабочим. Одно время она работала диктором на радиостанции городка, и поговаривали, что глава революционного комитета Гэ испытывал к ней большую симпатию, но жена главы революционного комитета Гэ пресекла эти чувства на корню, и пришлось в итоге перевести красавицу в агитбригаду. Обычно Гуань Дэчжэн всеми способами искал предлог сблизиться с Люй Сяоюнь, но Люй Сяоюнь была очень разборчива и никогда не удостаивала Гуань Дэчжэна даже простым взглядом. Теперь же они вместе изображали «банду четырех», и для Гуань Дэчжэна это был шанс, дарованный свыше.

      К сожалению, Люй Сяоюнь, одетую в обольстительные одежды, со свирепой и безобразной маской на лице, народ бранил и колотил чаще прочих. И в конце концов она, не в силах терпеть это, закатила истерику, отказавшись продолжать работу. Пришлось руководству агитбригады выбрать ей на замену одного паренька из носильщиков реквизита. Тут уже энтузиазм Гуань Дэчжэна иссяк окончательно, настроение его упало ниже плинтуса. Он тоже обратился к руководству с требованием, чтобы ему нашли замену, но получил от бригадира суровое внушение: «Это политическая задача! Тебе что, жить надоело?!» Этими словами он напугал Гуань Дэчжэна так, что тот больше не смел снимать с себя бумажный колпак.

      Люй Сяоюнь больше не играла Цзян Цин и целыми днями распевала одну и ту же песенку:

      Как же весело всем людям:

      Банду четырех мы судим,

      Проститутку, интригана,

      С головой собачьей Чжана…

      В порошок врагов сотрет

      Веселящийся народ.

      Под этот пылающий праведным гневом хэнаньский тембр Люй Сяоюнь Ван Хунвэнь, Чжан Чуньцяо, Цзян Цин и Яо Вэньюань молили о пощаде, пытаясь улизнуть от народного гнева. Каждый раз, когда страдающий вместо Чжан Чуньцяо козел отпущения Гуань Дэчжэн слышал, как Люй Сяоюнь распевает слова «С головой собачьей Чжана», в сердце его словно разливался мед, и от сладостного чувства размякало всё тело. В его голове «политическая задача» уж давно превратилась в «любовные грезы».

      Никто, включая Люй Сяоюнь, не замечал этих перемен, происходящих во внутреннем мире Гуань Дэчжэна. И только И Бай сквозь проделанные