Степь 3. Закат. Александр Берник

было как до чужих на дальнем хуторе. Знал, что есть и то дело великое.

      Хотела Матерь ему по молодости ещё и третью присватать из заморских, породистых, но византийский царь обиду учинил, совсем теряя страх, и Сфендославу отказал самым наглым образом. Князю эта их византийская царевна ни в одно колено, да и меж них не упёрлась, но сам факт оскорбления запомнил пожизненно. Если бы князь её послал лесом вдоль берега – это одно дело, а какая-то срань вся обвешенная золотом и на Великого Князя смотрящая как на навоз под ногами – это совсем делалось другим. Тут обидеться можно было за не отказ, а из принципа.

      Не поднимая на вошедшего злых очей, князь показал Дунаву ковш, что вертел в руках.

      – Будешь?

      Богатырь хотел было витиевато высказаться что-то вроде «благодарствую, княже» или «премного благодарен, друже», но из всего задуманного получилось только:

      – А то.

      Сфендослав зачерпнул пойла из колоды вёдер на пять, что стояла тут же в головах кровати, и протянул дружиннику. Того долго уговаривать не потребовалось. Шагнул широко, ухватил, ни выдернешь, но пить втихую не кинулся. Задрал очи к низкому потолку и вознёс торжественную речь:

      – Вседержитель наш! Не прими за пьянку. Прими за излечение.

      И чуть ли не одним глотком осушил чарку в четверть ведра. Замер, прислушиваясь к внутренностям. Потеплела душа, отогрелось тело. В голове как колокольчики забренькали и от той музыки лыба расползлась вовсю ширь. Похорошело молодцу, жить захотелось как заново родился. Открыл Дунав глаза. Протянул ковш хозяину. Князь тоже ликом просветлел, скривившись в снисходительной улыбке глядя на ближника.

      – Благодарствую, княже, – протянул довольно гость, – но больше ни-ни.

      – А никто тебе больше наливать и не собирается, – издевательски ответил ему Сфендослав.

      – И правильно, – удовлетворённо пробасил полеченный собутыльник.

      – А эту будешь? – поинтересовался князь, тыкая пустым ковшом через плечо на жену, забившуюся к стенке.

      Дунав крякнул, сделал морду базарного оценщика, оглядел товар с высоты своего великого роста и гостевого положения, и выдал безапелляционное решение:

      – Уволь, друже. Мне пока и двух пальцев хватает, чтобы заставить себя по необходимости блевануть.

      Хмурь с князя сдуло словно порывистым ветром. Заржал как конь до сладостных слёз, а отревев, швырнул ковш в недопитую колоду и скомандовал жене хоть и законной, но до ненависти не любимой, несмотря на неё и не оборачиваясь:

      – Пшла вон. У нас разговор будет не для твоих ушей.

      Иванка с каменным лицом, ужом сползла с кровати в торец, прикрываясь накидными мехами и закутав в них свой скелетик бесшумно прошмыгнула к выходу вдоль стеночки. Князь, проследив её уход, вдруг сделавшись трезвым тихонечко заговорил.

      – Притвори-ка двери поплотней, да присаживайся. Разговор у нас действительно будет не из приятных.

      Дунав поняв князя правильно, прежде чем