Капитанская дочка против зомби. Mash-Up. Юрий Юрьевич Цакиров

что за беда?

      – А видишь там что? (Ямщик откинув полог кибитки указал кнутом на юг.)

      – Я ничего не вижу, кроме белой степи.

      – Да вон – вон: энто облачко.

      Я увидел, в самом деле, на краю неба белое облачко, которое принял было сперва за отдаленный холмик. Ямщик изъяснил мне, что облачко предвещало буран.

      Я слыхал о тамошних ужасных метелях и знал, что целые обозы бывали ими занесены насмерть. Но ветер показался мне не силен; я понадеялся добраться заблаговременно до почтовой станции, да найти доктора для Ильича и велел ехать скорее.

      Ямщик поскакал; но порой все посматривал на восток. Лошади мчали дружно. Ветер между тем час от часу делался сильнее. Облачко со временем обратилось в белую тучу, которая угнетающе подымалась, росла и исподволь облегала небо. Пошел мелкий снег – и вдруг повалил хлопьями. Ветер взревел; сделалась невозможная вьюга. В одно мгновение мрачное небо смешалось со снежным морем и стало одним целым. Все исчезло. «Ну, барин, – не своим голосом закричал ямщик, – беда: буран!»…

      Я высунулся из кибитки: везде был мрак и вихорь. Бедный Ильич мой лежал в том же состоянии – ни живой не мертвый, я бережно закутал его потеплее. Ветер выл с такой лютой выразительностию, что казался одушевленным; снег забросал меня и Ильича; лошади уже шли шагом – и скоро совсем стали. «Что же ты не едешь?» – спросил я ямщика с нетерпением. «Да что ехать? – горестно отвечал он, слезая с облучка, – невесть и так куда заехали: дороги нет, и мгла кругом». Я стал было его бранить. «И охота было барин не слушаться, – говорил ямщик зло, – воротился бы на постоялый двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра, буря б утихла, отправились бы далее. И понятно что лекаря требно. Так на станции Марфушка живет, она в травах разумеет, она бы и обиходила! А теперь… эх!» Ямщик был прав. Делать было нечего. Снег так и валил. Около кибитки рос сугроб. Лошади смирно стояли, понуря голову и изредка вздрагивая. Ямщик ходил кругом, от нечего делать улаживая упряжь. Ильич оставался недвижим; я глядел во все стороны, надеясь увидеть хоть признак жизни или дороги, но ничего не мог различить, кроме бледного кружения метели… Вдруг увидел я вдали что-то темное. «Эй, ямщик! – закричал я, – смотри: что там такое чернеется?» Ямщик стал вглядываться. «А черт знает, барин, – сказал он, садясь на свое место, – воз не воз, камень не камень, а кажется, что-то есть. Сразу не разглядишь».

      Я приказал ехать вперед держась на незнакомый предмет. Через несколько минут мы поравнялись с засыпанными снегом санями. Растерзанные лошади лежали в упряжке. Двое людей в шубах шевелились в санях сидя спина к спине. В руках одного из них был окровавленный топор, другой – был тяжело ранен, но крепко сжимал израненной рукой своею пистоль.

      – Гей, добрые люди! – закричал ему ямщик. – Что с вами случилось?

      – Волки, ляд их бери! – отвечал тот, что с топором, – хватай что под рукой, да не зевай. Купцу вот помогите,