Цыганское проклятье. Татьяна Форш

Федь, а он и вправду нас зацепил. Я думаю о том же! – Петр торопливо вышел следом. – И что нам делать?

      – Ладно, потом решим. Пойдем парней вытаскивать из этого гнезда порока. – Федя направился к зданию клуба.

      Глава 3

      1880 год. Генерал Русалов.

      Поместье с самого утра дышало праздником. Гостиная была убрана живыми цветами и лентами, в соседней комнате расставлены ломберные столики, на которых лежали нераспечатанные колоды карт.

      Основное празднество должно пройти в саду, там же и поставили огромный стол, на котором гости будут оставлять подарки и записки с пожеланиями имениннице.

      Силантий в который раз осмотрел приготовления и остался доволен. Присел отдохнуть, и сразу же к нему подбежала белокурая девчушка. Доченька!

      – Папенька, красивое у меня платье? – Она посмотрела на него голубыми глазенками, наполненными чистейшим счастьем.

      – Ты у меня сама красавица, Марьюшка. – Силантий подхватил дочку и усадил себе на колени.

      – Папенька, вы мне платье помнете. – Девчушка нахмурила белесые бровки, но в тот же миг заулыбалась. Чмокнула отца в щеку и сморщила прелестный носик. – Вы колючий.

      Марья спрыгнула на пол и закружилась, показывая отцу свой наряд.

      Силантий знал, что дочка не злится, только вид делает. Если злиться начинает, глаза из голубых становятся темно-синими, что небо в летний полдень. Эта особенность ей от матери досталась. От Софьи Михайловны.

      – Не молчите, папенька, мне важно знать о платье.

      Силантий вдруг подумал, что дочка слишком быстро повзрослела. Десять лет пролетели, как и не было. Словно вчера он ее в колыбели качал и ночью прислушивался, дышит ли. Он и не знал, что младенцы спят так тихо, что и не услышать дыхания. Софья Михайловна улыбалась снисходительно и успокаивала супруга, но ему все равно было боязно. Нянькам Силантий не доверял. Как можно чужой бабе родное дитя оставить? Потому и просиживал ночи напролет рядом с кровинушкой.

      А сегодня вот день рождения у его ангелочка. Десять годков. И ведь не успеешь оглянуться, как замуж выйдет, отчий дом покинет.

      Марья вдруг перестала кружиться и кинулась к отцу:

      – Папенька, что с вами? Не грустите. Если платье не нравится, я прикажу Настасье немедленно другое подать. У меня на сегодня три смены будут. Но я вам по секрету скажу, – Марья огляделась по сторонам, словно боялась шпионов, – это платье – мое самое любимое, потому как маменька его смастерила.

      Платье и правда было красивым. Струящийся атлас нежно-бирюзового цвета, расшитый серебром и мелким, похожим на капли росы, жемчугом. Рюши и оборки придавали ему необходимой праздничности, но в то же время выглядели скромно.

      – Это самое красивое платье из всех, что я видел, – честно ответил Русалов.

      – Папенька, я вас люблю.

      Марья послала родителю воздушный поцелуй и устремилась по лестнице вверх, где ее ждал цирюльник.

      – Силантий