Золото и тень. Кира Лихт

и оборотни.

      – Значит, ты любишь рисковать, – со смехом сказала я.

      – Не без этого, – улыбнулся Маэль.

      – Да, я уже заметила.

      Он мрачно засмеялся, а затем подтолкнул меня, заставляя пройти вперед. Потом тротуар стал шире, и мы снова смогли идти рядом.

      – Попробуй кофе, и пойдем гулять.

* * *

      Мы с Маэлем исследовали территорию вокруг Эйфелевой башни, пили кофе, ели печенье. У меня снова появилось ощущение, что это не первое наше свидание. С одной стороны, мы общались так, будто знакомы целую вечность, с другой стороны – я с каждой секундой понимала, что хочу большего… Это вызывало у меня эйфорию. Я смеялась столько, сколько не смеялась очень давно. Маэль умел развлекать.

      К тому времени, как мы сели на скамейку неподалеку от Эйфелевой башни, часы уже показывали пять вечера. Большинство туристов вернулись в свои отели, чтобы передохнуть перед ужином. Некоторое время мы молчали, но молчание не было таким неловким, как сегодня днем.

      К нам подошли воробьи. Маэль вынул из кармана смятый сверток от печенья, высыпал крошки в руку и бросил птичкам. Мы наблюдали за воробьями, пока те не доели крошки и не уставились на нас, требуя добавки.

      – А твои родители знают, что ты катафил? – спросила я. Несколько воробьев испугались моего голоса и отпрыгнули подальше.

      Маэль покачал головой, не отрывая взгляда от птиц.

      – А что ты им говоришь, когда идешь в катакомбы?

      Маэль поджал губы, но потом заставил себя расслабиться. На меня он не смотрел.

      – Мне не нужно никому ничего говорить. Я живу один.

      Мне понадобилось несколько секунд, чтобы переварить услышанное.

      – Но ты же несовершеннолетний… – сказала я и только потом поняла, что означают слова Маэля. – Ой, прости! Это так бестактно с моей стороны! Твои родители… они не…

      Маэль успокаивающе погладил меня по плечу.

      – Ничего страшного. Мои родители никогда не были женаты. Я родился в результате мимолетной интрижки. Мать надеялась на большее, но отец отверг ее. Это ее сломило. Она ушла, когда мне было всего девять. Никто не знает, где она сейчас и жива ли вообще. Поначалу мне было сложно, но потом я привык. Я постоянно спрашиваю себя: что я сделал не так? Сейчас мой отец живет с другой женщиной. Заботливым его не назовешь, но он дает мне деньги, считая, что на этом его долг выполнен. У меня есть крестный, он в какой-то мере заботится обо мне. Он моложе отца. Мы хорошо ладим. Крестный снял мне квартиру, он мой официальный опекун. У него свое рекламное агентство, он всегда в разъездах и поэтому не лезет в мою жизнь.

      Маэль говорил так спокойно и рассудительно, что я невольно бросила на него обеспокоенный взгляд.

      – Мне очень жаль.

      – Все в порядке, – улыбнулся Маэль. – Да здравствует пиццерия!

      Я хотела его поддержать и засмеялась, несмотря на то что веселья не чувствовала.

      – Тебе было всего девять! Кто заботился о тебе, когда у твоего крестного не было времени?

      – Няни и домработницы.

      Даже представить не могу, каково это – расти без родителей.