Магистрали мёртвых. Алексей Валерьевич Фунт

дёрнуть… и раздавался рычаще-раскатистый рёв… Слово шморгалка порождает в моём воображении глинистые берега под метеоритным дождём, на которых застыл огромный домезозойский крокодил, окаменевший и извергающий искры при соприкосновении с другими камнями… он уменьшился и стал маховиком пускового двигателя, ометаллившись… а имя слизала с него верёвка… эта ассоциация порождена звуком двигателя… это звуки из мезозойских лесов… и зажигалка с колёсиком впитала эти звуки…

      Может та зажигалка, которую я держал в своей руке когда писал Волковской испаряла древний мезозойский воздух, который становился пламенем и её колёсико как шумерское колесо катилось вперёд как беспощадное время, неминуемо поедающее всё как ржа кабины, списанных советских тракторов… мимолётный мир… я писал Волковской и назначал время и место нашей встречи…

      Когда я был штурвальным на Ниве я видел много полей… сосновый бор возле одного поля скрывал какие-то сгнившие остатки примитивного жилища… гнилушки были засыпаны хвойными иголками… были видны следы дикого кабана…

      Как-то рано утром из кукурузы вышла собака и долго стояла на одно месте, а затем ушла назад в кукурузное море. Остался шелест листьев кукурузы… Я ждал отца, бак комбайна был пуст; и я ждал солярку. Мне показалось что собака была реинкарнацией… Словно чья-то душа искала знакомые лица из прошлой жизни…

      Я зашёл в здание, фасад которого был облицован досками. Это был склад. Я снял часы с руки… Затем я вышел оттуда с запчастями… Потом я вернулся за часами, но их уже нигде не было… стыбрили… Это было в селе, в котором располагалась главная контора агрохолдинга… Я шёл от склада до комбайна… под ногами была какая-то светлая, почти белая пыль… стояла жара… самая середина лета… середина летнего, жаркого моря, полного беспечности и никуда тебе не надо бежать… тёплая пыль и впереди вся жизнь… Впереди был виден ток… оттуда летела пыль и мякина… это было в Хохлово… те мгновения утекли очень быстро…

      Из мгновений ушедших дней я чётко помню звук заведённого трактора где-то вдали, в зарослях лощины и я будто видел как фундук падал с веток и стучал по кабине трактора; а сухой сук пробил бак… этот звук был почему-то грустным и вся осення грусть была в этом звуке и даже осеннее, вечернее крёханье глухаря, садящегося на ветку и звуки, сопровождающие олений гон… краска на баке и кабине отдиралась и под солнцем выцвела… и тот момент, когда я услышал тот звук запомнился мне навсегда… то место, там где был тот трактор говорило мне о какой-то тайне и любви… там было эхо будто в тайге, обители тетеревов и фазанов… Какая-то неведомая, таинственная богиня была в этих звуках трактора и мгновений, минувших тех дней, и она уходила навсегда… с тирсом из лещины… мне казалось, несмотря на анахронизм, что я там говорил с Волковской о любви…

      Ночью под луной земля между зданиями тракторных мастерских была будто лунным грунтом…

      Я