«Человек с бледным лицом и резкими, порывистыми движениями говорил мне на тихой палубе парохода, в теплом мраке летней ночи, у берегов Кавказа. Я внимательно слушал его, а он говорил, резко жестикулируя…»
«– Володя Гофман! Ау! – Зоя Ипатьевна перегнулась с балкона, зажмурилась от ослепительного солнца и, сделав у губ из ладоней рупор, опять звонко выкрикнула: – Ну, Володя же Гофман! Вам же говорят, черт вас побери! С каких это пор вы перестали меня слушаться? И разве не вы обещали мне в прошлом году быть моим верным пажем? Володька Гофман! Ну же! – еще раз и уже с раздражением выкрикнула она, припадая грудью к старым, рассохшимся и потому качавшимся перилам…»
«Было заволочно и холодно. За амбарами, где была одна на другую нагромождены ломанные телеги и сани, высоко на перевернутых вверх дном санях сидел Гурочка в каракулевой папахе с коричневым верхом и из карабина Монтекристо стрелял выбегавших из под амбара крыс. Прикладывая карабин к плечу, он каждый раз старался попасть крысе в шею позади уха…»
«Адонин, хорошо воспитанный и хорошо обеспеченный молодой человек, был принят в семье Юхванцева, прокурора окружного суда, как свой человек, несмотря на то, что эти два человека являли по складу их характеров полнейшую противоположность…»
«В поле и в усадьбе тихо. Непробудно тихо, неестественно тихо. Даже комары не дудят. Соловьи тоже ни гу-гу. Один было попробовал, бросил из ивового куста звонкую трель. Но тотчас же точно струну оборвал. Сконфузился и умолк…»
«В двенадцать лет он уже был большим фантазёром, этот Петруша. В эти годы он особенно увлекался Майн-Ридом, Густавом Эмаром, Купером, Понсон дю-Террайлем. И любил воображать себя красивым отшельником „Красным кедром“, неустрашимым исследователем диких пустынь, всегда среди опасностей, среди приключений. Под впечатлением „Похождений Рокамболя“ он нередко воображал себя и обольстительным жуликом. Он был единственный сын своих родителей, и до поступления в гимназию его детство текло в одиночестве. Может быть, эти-то одинокие игры и изощрили его фантазию до болезненности, ибо товарищей игр, так необходимых в детском возрасте, ему приходилось лишь воображать. Может быть, в силу того же одиночества его и потянуло так необузданно к чтению…»
«Алексей Копчиков, маленький чиновничек почтово-телеграфного ведомства, совсем юный и миловидный шел к дому купца Столоверова. Были сумерки, изжелта-синие зимние сумерки, заливавшие узенькие улицы уездного городишки как клейкий студень. Маленькие домики с крышами, занесенными снегом, походили на шатры…»
«…Этой ночью со мной произошел вот такой неприятный случай. Среди ночи я внезапно проснулся в тоске и беспокойстве. Мое внимание сразу же сосредоточилось. Поглядывая в потолок, я старался припомнить что-то, о чем – я и сам не знал…»
«Помещик и земский начальник Маслобойников, пожилой господин с подстриженной бородой, сидит в своем деревенском кабинете, сосет толстейшую папиросу и беседует с земским врачом, случайно к нему завернувшим…»
«Я лежал больной и измученный до последней степени, а он сидел у моего изголовья и говорил мне, порою прерывая свой рассказ резким хохотом, мучительно сотрясавшим мое сердце…»