«Отец мой был лютеранин. Дед его был выходец из Германии. В царствование Елизаветы Петровны формировались полки, и для обучения новому строю потребовались инструкторы. По желанию императрицы австрийский император командировал в Петербург четырех офицеров кирасирского полка, в числе которых был ротмистр Иван Берс. Он прослужил в России несколько лет, женился на русской и был убит в битве при Цорендорфе. Про жену его в семье нашей мало говорили, и мне ничего не известно о ней. После смерти Ивана Берса остался его единственный сын, Евстафий, наследовавший от своей матери порядочное состояние…»
«Приезжий не знал, что его везут на улицу Смычки. Не знал этого и извозчик, чувствуя, что Смычкой скорее могут называться или отравляющие воздух папиросы, или младенцы женского пола, не свыше пятилетнего возраста, хотя и этих последних их толстомордые матери и сознательные отцы предпочитали называть Феями, Мадоннами и Нинель…»
«Волк ночью, думая залезть в овчарню, Попал на псарню. Поднялся вдруг весь псарный двор. Почуя серого так близко забияку, Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку…»
«У сильного всегда бессильный виноват: Тому в Истории мы тьму примеров слышим, Но мы Истории не пишем; А вот о том как в Баснях говорят…»
«27 июля 1657 г. гетман Богдан Хмельницкий сошел в могилу. Переворот, произведенный им, остался неоконченным; вопросы, возникшие в его эпоху, не были разрешены. Отторгнувшись от Польши, Украина не соединилась еще с Московиею в одно тело и, оставаясь с своею отдельностью, должна была служить предметом распрей между соседями, которые хотели ей завладеть…»
«Русскую историю обыкновенно делят на периоды, но не во всех отношениях выражают этим то, что хотят. Для отделения одного периода от другого берут внешние события, которые хотя имели важное влияние на судьбу народа, но не уничтожали сразу старого порядка и не вводили сразу нового. Постепенно упадало старое, постепенно возрастало новое. Татарское завоевание иначе направило деятельность удельных князей, произвело перемены в связи городов и земель, дало другие размеры народным свойствам; но и долго после татар оставалось больше следов дотатарского времени, чем перемен…»
«Я обедал у Гревилля: у него хорошо обедают. Мы много пили и много врали. Все вина в бутылках хозяина и все предметы разговора в головах гостей были исчерпаны, когда мы встали из за стола. Я разстался с ним позже других: Г-жа Гревилль очаровательная женщина!..»
«Мучаются здесь ужасно. Стоим, несмотря на морозы декабря, в бараках, в грязи, тело близко к телу, и повернуться негде. Нашу роту называют дисциплинарным батальоном. Розги, пощечины, пинки, брань – обыденная вещь. Нечто страшное творится. Солдаты записываются в маршевые роты на позиции, лишь бы отсюда… Вот как мучаются, и сидеть дома нельзя. Надо быть здесь…».
«Подмосковные прогулки», как отмечал сам автор, являлись «первым систематическим описанием подмосковных местностей, разработанных в своде, насколько возможно, всех данных, собранных в литературе, архивах и на местах». Признавая, что его скромный труд, предназначенный для печатания в газете, далек от совершенства, А.А. Ярцев в то же время считал, что он принесет свою пользу до той поры, когда, может быть, «появится чье-нибудь обширное исследование, обнимающее те же цели и задачи».
«…Первый вопрос, который необходимо представляется социологу, есть вопрос определения предмета науки. Что такое общество? Каковы его строение и отправления? Что имеют это строение и эти отправления общего со строениями и процессами, проявляемыми другими формами сознаваемого нами мира, или, говоря общепринятым языком, другими предметами, существующими в природе? Наконец, в чем заключается его специфическое отличие, характеризующее его как особый род явлений и заставляющее нас делать его предметом особой науки? Точные, положительные ответы возможны только в конце исследования как результат согласования общих принципов с многоразличными наблюдениями и эмпирическими обобщениями…»