«Литературное однообразие огорчает и лишает сил. Чувствуешь, что и сам должен быть однообразен, если хочешь оставаться правдивым. Читаю одну книгу за другой, и все кажется, что перечитываю. Волей-неволей и писать приходится то, что уже писал. Какая была бы радость встретить свежую мысль, молодое слово. Но не встречаешь. И поднимается порою несправедливая, огульная ненависть к „современной литературе“. Боже мой! Да не хочу я писать о всех этих Ковалевских, Розовых, Брусяниных, – но и об Арцыбашевых, Куприных, Горьких тоже не хочу. Начинает казаться, что самый гениальный роман Арцыбашева (если б и был такой) не стоит единого вздоха человеческого. Пропади она пропадом, „литература“…»
«Какая хорошая книга – «Деревня» Бунина. Строгая, тяжелая, гармоничная. Не роман: нет ни завязки, ни развязки, почти нет сюжета; книгу кто-то назвал «скучной», и это, пожалуй, правда; она скучна, тяжка, значительна и темна, она – сама «деревня» наша сегодняшняя. Язык так великолепно ровен, так спокойно-выразителен везде, что жаль вырывать цитаты: вся книга – одна цитата…»
«Известно, что нигде так не замирает жизнь в летние месяцы, как в России. И не только столичная и чисто интеллигентская; нет, повсюду чувствуется изменение темпа, разваренность, замедленность, вкусный зевок. Летом делается ясно, что всякие дела, начиная с государственных и кончая не знаю какими, отнюдь не волки и в лес не убегут. Русский человек любит, прежде всего, обширно отдохнуть. Правда, „там, во глубине…“ (где будто бы „вековая тишина“) – там в летние месяцы как раз не отдыхают, не время; там решается вопрос, которая из двух неизбывных бед грозит в нынешнем году России: „недород – или урожай“. Но со стороны эта „глубинная“ жизнь не видна, а как решится вопрос – осенью узнаем. Да и не все ли равно как: и то беда, и это беда. Разве вот если Бог даст, середка на половинке… Нынче на нее нельзя, кажется, рассчитывать. Уже есть – голод. Уже вяло закопошились какие-то „продовольственные комиссии“…»
«Передо мною целая груда новых книг. Можно бы выбрать из них две-три стоящие и поговорить обстоятельно. Так делает обыкновенно литературный критик, и это метод правильный. Но мне хочется сегодня от него отступить. Хочется думать не о читателях моего отзыва, а о тех, для кого написаны и выпущены все эти книги, о читателях – публике. Они часто исполнены добрыми намерениями, но разобраться не умеют. Берут, думая, что хлеб, – получают камень. А от незамысловатого хлеба – но все-таки хлеба – по незнанию отворачиваются. Этих беспомощных читателей «без претензий» больше, чем мы думаем. Нельзя же не взглянуть хоть раз в их сторону…»
«Положительно недурна повесть г. Шмелева „Человек из ресторана“ (XXXVI сборник т-ва „Знание“). Мне как-то уже приходилось говорить о Шмелеве; новая его повесть опять подтверждает, что это – „очень хороший писатель из второсортных“. И опять хочется сказать, что такой писатель – явление более отрадное, нежели десятки плохих сорта первого, или хотя бы с претензиями на первый. „Человек из ресторана“ – записки лакея. Язык очень выдержан…»
«В прошлом 1909 году, в те времена, когда Лев Толстой уже сказал свое «Не могу молчать», когда все мы, средние и маленькие, одинаково поверили, что нельзя молчать, – в те времена случилось мне напомнить читателям: «Речи» о статье Жуковского «Смертная казнь». Старая статья – и такая жутко-новая, такая сегодняшняя…»
«– Как, вы хотите писать о Брюсове? – сказал мне на днях молодой критик, сам недавно писавший о Брюсове. – Что еще о нем говорить? Наговорено достаточно, и притом много верного. Это один из достойно «признанных» поэтов. Правда, писали о нем и неумеренные глупости, называли (в собственных литературных кругах) гением, демоном и еще чем-то, богом, кажется, – однако и в кругах несобственных всегда критиковали его уважительно и почтительно. Поэт холодный, головной – но сильный. Звали классиком, парнасцем… всячески звали. Кто-то открыл, что это «поэт прилагательных»…»
В ресторане Сергей видит, как Саша ужинает с Виллановым, это не было похоже на романтическое свидание, скорее это было похоже на деловой ужин, но какие могут быть дела у Александры с Виллановым? Позже Сергей встречает Александру в автосервисе своего друга, на удивление Сергея, Саша попросила его подвести ее до торгового центра и даже походить с ней по магазинам, такие перемены были удивительными думал Сергей, с учетом того, что он до этого видел ее с Виллановым. Но удивительные события на этом не заканчиваются, отряд бионойдов устроил перестрелку в торговом центре где как раз находились Саша и Сергей. Во всей этой череде событий было что-то не так, но вот что? Какие еще частички пазла не собраны воедино? Содержит нецензурную брань.
Александр Григорьевич Михайлов
Ход истории XX века предопределила борьба США и Британской империи за господство над миром. Преимущества США: создание в декабре 1913 года Федеральной резервной системы, первое место в мире по промышленному производству, доллар. Преимущества Британской империи: самые мощные военно-морские силы, огромная колониальная система, фунт стерлингов. Борьба между англосаксами проходила, к сожалению для большинства человечества, на чужих территориях и за счёт чужих жизней и интересов. В результате Первой мировой войны США не достаточно расширили своё участие на мировых рынках, а самым тяжёлым образом пострадала Россия, пережив две революции, которые стали следствием дестабилизации государства. Вашему вниманию предложен фрагмент книги А.Г. Михайлова "Геополитика и финансы. /Генезис экономической стратегии/" – М.: АП "Столица", 2016 – 252 с. ISBN 978-5-906863-61-4
Не ты выбираешь время – время выбирает тебя. Большой кусок межмайданной Украины с центром в Харькове и немного территории Белгородской области РФ вдруг очутились среди СССР самого сурового, довоенного образца. Что на это скажет товарищ Сталин и что сделает товарищ Берия – не имеет никакого значения. Если ты сам готов отвечать за свою судьбу. Способен? Будем посмотреть. Содержит нецензурную брань.