«Убийство произошло как-то буднично, даже вроде привычно, будто ничего не произошло. Накрапывал мелкий дождик, от которого никто не прятался, ковырялись в песочнице дети, на разболтанной скамейке сидели присматривающие за ними старушки, по соседней дороге, сразу за домом проносились с шинным шорохом машины. Приближался вечер, и окна уже отблескивали красноватым закатом…»
«Зайцев озадаченно ходил по разгромленной квартире – он не понимал той злости, с которой тут поработали грабители. Чтобы унести вещи, вовсе необязательно выкалывать глаза портрету хозяина, ломать модель парусника или бросать об пол хрустальную вазу. Тем не менее ее осколками был усыпан весь пол, а парусник не просто изломали, его, видимо, топтали ногами, пытались отодрать от снастей черные паруса с вышитым черепом. Зайцев повертел его в руках, подивился тщательности изготовления каждой детали и осторожно положил на стол…»
«Медленный, торжественный снег ложился на ветки деревьев, на крыши машин и шапки прохожих, а светофоры мигали, как может мигать в минуту слабости человек, вспомнив свои счастливые годы. Ксенофонтов чувствовал, как с каждой минутой ему становится все печальнее. Казалось, там, за окном его кабинетика, идет жизнь, а здесь ему предстоит лишь ее описывать. Ксенофонтов уселся за маленький тесноватый стол, усыпанный начатыми листками бумаги, и снова прижался лбом к холодному стеклу…»