Он, Она и одиночество. Сергей Семенович Монастырский

вения, кроме секса и бытовых вопросов.

      Он был архитектор. Очень талантливый и даже немного известный. Его приглашали на разные художественные и творческие выставки, в разные страны. Первое время он брал с собой жену. За свой счет. Водил ее по архитектурным шедеврам. Она мило улыбалась на его реплики и комментарии, ждала своего часа, и, наконец, спрашивала:

      – А когда мы пойдем в магазин?

      Он много читал авангардной литературы. Она читала только любовные романы в копеечных изданиях.

      Друг мой понял, что втягивал молодую жену в орбиту своих интересов. Общим у них оставался только страстный до изнеможения секс и бытовые вопросы.

      Оставалось или разойтись, или жить так.

      Друг решил жить так. Во-первых, он ее любил. Ну, бывает такое: человек тебе не подходит, но ты его любишь!

      Во-вторых, почти каждый день был страстный секс – ну как после этого разойтись!

      В-третьих, поговорить, пообщаться, можно было и с другими.

      Постепенно каждый из них зажил своей собственной жизнью. Постель их соединяла, после секса они оказывались в постели втроем: он, она и одиночество.

      Потом у него появилась любовница. На пустом месте все равно ведь кто-нибудь заводится.

      Любовница была умная, одного с ним уровня, красивая и также сексапильная.

      Он рассказывал ей о своей жизни, о своих делах, обо всем, о чем он хотел с кем-нибудь поделиться.

      Она его понимала. Реплики ее были умны, сочувственны и уместны. Но это так – для разговора.

      Чутьем, да и по некоторым деталям он понимал, что в сущности, все это ей ну не то что неинтересно, но не близко. Близко ей была ее собственная жизнь, с ее собственными проблемами, о которых, она тоже ему рассказывала.

      Ну и что? Ну и не дальше этого. Да и про любовь, здесь не было ничего.

      Скорее товарищеское, дружеское общение с элементом секса.

      Обоим нравилось. Своей необязательностью.

      Как-то он ей сказал:

      – Когда я буду умирать, то умирать буду один. Ни с женой, ни с тобой, мне ни о чем говорить не захочется!

      – Да, уж, пожалуйста, меня сюда не впутывай, – спокойно ответила она.

      Друга, такого друга, с которым можно было просто молчать, и понимать, о чем ты молчишь, тоже не было.

      Приятелей было много, а друг – вещь штучная, – не ко всем в жизни приходит.

      С приятелями можно было пить пиво, ходить в спортзал, собираться в гостях, но душу вывернуть кому-нибудь из них не хотелось.

      Так что жил он хорошо, в свое удовольствие, но как-то все время было одиноко.

      Родилась дочь. И одиночество пропало. Дочка любила его из всех своих маленьких сил. И не было близости больше, чем дочка и он. Они были как одно дерево, на котором и к тому же висели яблоки. Яблоки – это радости жизни.

      Когда дочке исполнилось пятнадцать лет, он ушла в свою жизнь. Ему не близкую, и непонятную. И она с ним этой жизнью перестала делиться. И он опять остался один.

      Потом дочка вышла замуж, и уехала к мужу в другой город. Звонки стали редки. Через много лет, приехав в очередной раз в гости, она сказала:

      – Слушайте родители! Если когда вы станете старыми или больными, вы должны понимать что я не приеду за вами ухаживать. У меня своя жизнь. Но вы не беспокойтесь. Мы уже начали откладывать вам на сиделку!

      Друг мой понял, что одиночество – это образ его жизни. Нечего сетовать. Так получилось.

      Умирать он, конечно, будит в окружении родных людей, но в одиночестве.

      – Как-то в разговоре со мной он пошутил:

      – Когда я умру, сделай на надгробном камне эпитафию: – Здесь лежат двое – он и одиночество!–

      – Скажи это своей жене, – посоветовал я.

      – Она меня не поймет, – возразил он, – она не знает что это такое.

      В детстве у моего друга была бабушка. Бабушка как бы была приживалкой в квартире, в которой они жили с родителями. Потому что когда-то давно она была маминой мамой и жила в другом городе.

      У нее, у бабушки, было пять детей, кроме мамы моего друга. Все они умерли или погибли на войне, и когда никого не стало, бабушка приехала к единственному оставшемуся у нее ребенку – маме моего друга.

      Вот такое очень сложное переплетение родсвенных связей, но и друг мой знал главное – у него есть бабушка.