На границе чумы. Лариса Петровичева

день подряд и казался бесконечным. Невесомые капли падали беспорядочно, порывами, и ветер хватал их пригоршнями и бросал то туда, то сюда. Облака прижимались к земле так низко, что казалось, влажная пелена неба вот-вот сольется с землей. Местное солнце отчаянно пыталось пробиться через эту глухую завесу, но тщетно. Шагая по раскисшей разбитой дороге в неудобных, на одну колодку скроенных, сапогах и поминутно поскальзываясь на комьях глины, Андрей думал о том, что живет здесь вот уже десять лет, но никак не может привыкнуть ни к постоянным дождям, ни ко всем прочим не слишком приятным деталям своего после-Туннельного бытия. Толстые высокие деревья с шишковатыми наростами на стволах, росшие вдоль дороги, роняли в лужи узкие темно-красные листья – по Аальхарну шагала бесконечная осень, пока еще многоцветно броская и яркая. Разглядывая дальнюю громаду леса на горизонте, пылающую всеми оттенками алого и оранжевого, Андрей размышлял о том, что почти забыл, какой бывает земная осень, и, вопреки ожиданиям, ему от этого совсем не было грустно.

      Позади послышалось шлепанье по грязи, скрип колес, и повеяло крепким табачным духом и лошадиным потом; Андрей обернулся и увидел, что по дороге едет крытая повозка Проша. Сам Прош, в неизменной меховой безрукавке и дырявой шляпе, со столь же неизменным скверным настроением, материл свою одноухую колченогую лошадку на чем свет стоит, поминая громы, молнии, сломанное весло и Королеву псов, покровительницу охотников, во всех возможных комбинациях. Однако, узнав Андрея, ругаться он прекратил и даже изобразил на заросшем клочковатой бородой лице то, что, должно быть, считал доброй дружеской улыбкой.

      – Здравствуй, Прош, – сказал Андрей и, по здешнему обычаю, скинул с головы капюшон куртки.

      – Здорово, коль не шутишь, – ответил Прош, приподняв шляпу. – В деревню, что ль, топаешь?

      Вопрос можно было счесть риторическим, поскольку топать Андрею все равно было больше некуда.

      – В деревню, – согласился Андрей, и Прош похлопал тяжелой заскорузлой ладонью по облучку рядом с собой:

      – Залезай, подвезу.

      Андрея не надо было просить дважды. Он уселся на облучке, и лошадка зашагала дальше.

      – Как живешь-то? – спросил Прош, по новой раскуривая свою погасшую трубку. – Дом-то цел еще?

      – Да крыша пока не каплет, – ответил Андрей. Дождь припустил еще сильнее, и он порадовался, что так удачно встретил Проша на повозке.

      – Это хорошо, что не каплет, – отвечал Прош. – А дров нарубить, как, не забываешь?

      – Конечно, – улыбнулся Андрей. – Ты же мне тогда подсказал, как и где рубить, вот я и запомнил.

      Прош улыбнулся во весь рот и одобрительно похлопал Андрея по спине, едва не вышибив дух могучей рукой.

      – А то как же тебе было не показать! – заявил он. – Это сейчас ты молодец, а раньше-то совсем же был дурачок, не знал, с какой стороны за топор взяться.

      – Так ты меня и научил, – скромно ответил Андрей.

      Местные действительно считали его безобидным дурачком, и то, что здешняя церковь почитала скорбных