Секрет русского камамбера. Ксения Драгунская

начальством по сериалам с большим кабинетом в Останкино, похудел, два золотых зуба заменил на белые, нацепил модные очки, ездил на крутых машинах, но при встрече (тогда я ещё иногда выходил тусоваться) всегда обнимался и, представляя меня кому-то, говорил:

      – Мы вместе начинали.

      Когда кратковременно объявили, что пора воспитывать умного и сложного человека, я поверил, прислал Гончаруку свой сценарий о Галлиполийском сидении, меня всегда это очень интересовало и нравилось рыться в исторических материалах, я действительно много знал. Гончарук сказал, что немедленно сам прочтёт, и правда, прошла неделя, и от него перезвонили с предложением подключиться диалогистом к очередному сериалу про ментов.

      Тут я как-то загрустил на некоторое время.

      Но решил взяться за ум и влился в сериал из жизни бизнес-баб в поисках простого женского счастья, но просрал дедлайн и опять соскочил, остался без работы, куда мне теперь?

      Умер Лёха Гончарук, и не действителен больше его иэнэн, и не нужна ему карточка пэфээр, и не поможет загранпаспорт на десять лет с открытой шенгенкой…

      Вот его путь – детство в маленьком южном городке, даже кратковременная работа на заводе, картоха с домашним салом в общаге литинститута, серьёзные стихи и поездка на поклон к Бродскому, успех тупых сериалов, квартира на Фрунзенской, дача в Успенском, служебная «бэха-семёра». Рак мозга.

      Мы встречаемся с Комаровой без четверти двенадцать у храма. Издалека она смотрится даже ничего. Очень холодно, кончается ноябрь, опять, как тогда, когда «мы вместе начинали», и промёрзшая листва звенит на асфальте. Ледяное бесснежное голое время, когда всё без прикрас.

      У Комаровой белые хризантемы в руках. Вокруг никого нет, ни на церковном дворе, ни в храме, и сторож говорит, что есть другой Петропавловский храм. Даже два. Люди путают. Бывает. Вы не расстраивайтесь. Езжайте теперь уж сразу на поминки, что ж… Бог простит.

      Бог простит, он добрый.

      Комарова куда-то звонит по мобильному, но у всех отключено. Это они нарочно, говорит вдруг Комарова с ужасом. Это Володя нарочно мне неправильный храм сказал. Боится, что я что-нибудь устрою. Истерику закачу. Считает, что я сумасшедшая.

      Да ничего такого он не считает…

      Говорю я.

      Вблизи видно, что её чёрное пальто всё в каких-то катышках, давно свалялось, оно старое, и туфли совсем никуда.

      Мы с Комаровой смотрим друг на друга и понимаем, что нас вполне могли бы и не пустить на отпевание, мало ли кто там собрался… А с нами-то что чикаться? Вполне могли бы и не пустить, думаю я, а Комарова говорит:

      – Хорошо, что мы потерялись. Если бы нас не пустили, я бы умерла.

      Не знаю. Если бы не пустили… Подумаешь… В этом пазле жизни вообще не было предусмотрено места для моей загогулинки, вот он и сложился без меня. Я бы заглянул куда-нибудь выпить как следует. Помянуть Гончарука. Но выпить нельзя, просто не на что, да и мать расстроится.

      Мы сидим на бульваре, у Комаровой белый букет, она клонит голову к моему плечу. Издалека можно подумать, что мы вместе,