Три солнца. Сага о Елисеевых. Елена Бауэр

но она не смотрела на него.

      Она еще раз попробовала пройти дальше, но он поставил перед ней трость.

      – А что это мы теперь такие тихие? Язычок свой остренький прикусили? Муж не велит разговаривать? Ах, хороша парочка – купчишка и кокотка!

      – Прекратите, Всеволод Андреевич! Вам позже будет стыдно, – пустите!

      Она сделала очередную попытку прорваться, но граф не собрался ее отпускать.

      – Нет, милочка, стыдно должно быть женщине, которая торгаша к своему телу допустила. От него ж, вероятно, капустой квашеной разит. Неужто нравится? – зло расхохотался Закретский.

      Гуля, обнаружив, что Марии Андреевны нет рядом, огляделся и, увидев мать, засеменил к ней. Манефа, видя напряженный разговор с Закретским, пыталась остановит его, но он начал вырываться.

      – Мама! – призвал он Марию Андреевну на помощь.

      – Да, милый, сейчас иду! – крикнула ему в ответ мать.

      Лицо Закретского искривилось при виде мальчика, который был удивительно похож на Григория Григорьевича. Графа словно прожег взгляд этих ярко-синих глаз.

      – Купеческий выродок! – процедил граф сквозь зубы.

      Мария Андреевна долго держала себя в руках, но из-за сына вспыхнула моментально. Она развернулась к графу и залепила ему звонкую пощечину. Рука у Марии Андреевны была тяжелая. Голова Закретского аж откинулась назад. В ответ он замахнулся на Машу тростью, но услышал свистки городового с одной стороны и увидел Манефу, ноздри у которой раздувались от ярости, как у быка перед выходом на корриду, и которая уже была готова броситься на защиту своей девочки. Подумав секунду, граф благоразумно трость опустил.

      Мария Андреевна оттолкнула его и пошла к сыну с няней. Ее всю трясло.

X

      Мария Андреевна, вернувшись домой, заперлась в комнате. Она то рыдала, то в ярости сбрасывала вещи с туалетного столика. Манефа пыталась ее успокоить как могла. Подавала чай с валерьяной, нюхательные соли, жалела и ругала.

      К вечеру Мария Андреевна, казалось, взяла себя в руки. Но она настолько эмоционально выдохлась за день, что, не дождавшись ужина, легла спать.

      Вернувшийся Григорий Григорьевич, когда узнал, что супруга уже в постели, удивился, но списал это все на причуды беременности и спокойно сел ужинать с отцом и Александром, обсуждая дела.

      Вдруг из спальни раздался Машин крик. Гриша буквально взлетел по лестнице и через несколько секунд был у ее кровати. Супруга стонала, схватившись за низ живота. Григорий Григорьевич заметил на ее ночной рубашке и на кровати кровь.

      – Врача! – закричал Гриша не своим голосом.

      Манефа бросилась вниз. Тут же отправили мальчишку за доктором.

      – Муся, потерпи, – шептал Григорий Григорьевич жене, крепко обняв ее, – все будет хорошо!

      – Енто все тот пакостник, – вернувшись, в сердцах заявила Манефа, – из-за ентого нечестивца все…

      – Из-за кого? – зацепился Гриша.

      Манефе пришлось все рассказать про встречу с Закретским,