Сделка обреченных. Давид Кон

торопиться.

      – Простите, – сказала она, – чем я могу быть вам полезна?

      – Лиза, вы должны прилететь ко мне, – ответил Ашинзон. Скрипучие ворота, по Лизиным ощущениям, на этот раз открывались особенно долго.

      – Прилететь к вам? – Лизу поразила нелепость этого предложения, и она заговорила резче: – Куда это к вам?

      – Я же сказал, – проскрипел Ашинзон, – что последние сорок лет живу в Иерусалиме.

      – И вы хотите, чтобы я прилетела к вам в Иерусалим? – переспросила Лиза, чеканя каждое слово и наблюдая, как по мере приближения к концу фразы вытягивается лицо Жюля Перно.

      – Да, – спокойно ответил Ашинзон. – Причем как можно скорее. Сегодня. В крайнем случае, завтра.

      – Вы это серьезно? – Бесцеремонность неизвестного жителя Иерусалима не на шутку разозлила Лизу. Она поняла, что пришло время отбросить приличия и объяснить господину по ту сторону провода всю нелепость притязаний на ее свободное время, вернее, полное отсутствие такового.

      – Вполне, – проскрипел Ашинзон. – Вполне серьезно. А чтобы вы не сомневались в необходимости откликнуться на мое приглашение, я скажу вам, что был ближайшим другом и помощником вашего дедушки Жана.

      – Дедушки Жана? – упавшим голосом повторила Лиза, понимая, что ее разъяснения по поводу нелепости звонка и приглашения в Иерусалим откладываются на неопределенное время.

      – Дедушки Жана, – подтвердил Ашинзон. – И я должен сообщить вам информацию, которую когда-то собирался сообщить вашему отцу, но не успел из-за его трагической гибели. Эта информация, которую я не могу доверить ни телефону, ни почте. Она касается тайны смерти вашего деда.

      – Тайны? – удивилась Лиза. – О какой тайне вы говорите? Отец рассказал мне все о гибели дедушки Жана. В апреле тридцать пятого года он проезжал на поезде по территории Германии, и его арестовало гестапо. Больше о нем ничего не удалось узнать. Отец считал, что деда расстреляли сразу после ареста. Ни в одном из лагерей смерти мы не обнаружили его следов.

      – Вашего деда не арестовывало гестапо, – скрипнул Ашинзон. – И это все, что я могу сказать по телефону. Лиза, завтра суббота. Я не могу просить вас лететь в этот святой день. Но в ночь с субботы на воскресенье из Парижа в Тель-Авив есть рейс. Если бы вы прилетели этим рейсом, а улетели вечером в воскресенье, вы не потеряли бы ни одного рабочего дня.

      – Да, конечно, – пробормотала Лиза, машинально просматривая эскизы Перно и пытаясь сообразить, стоит ли доверять словам этого странного человека. – Просто у меня на носу показ коллекции. Сейчас мне не до выходных. Вот если бы недели через три… Я могла бы прилететь на несколько дней. Может быть, ваша информация подождет?

      – Информация подождет, – вздохнул Ашинзон, помолчал и добавил: – Я не могу ждать.

      – Вы? – В голосе Лизы невольно прозвучала насмешка. – Почему?

      – Потому что я могу умереть в любую минуту, – ровным, ничего не выражающим голосом ответил Ашинзон. – Например, прямо сейчас, беседуя с вами. Или