Тьма между нами. Джон Маррс

к ней, и вижу, что она колеблется, не зная, верить мне или нет.

      Когда я сажусь на свое место, дочь передает мне тарелку и пластиковые приборы. Обычные, металлические, она перестала мне класть после того, как в начале заключения я проткнула вилкой ее руку. Однако и по сей день я считаю, что моей вины в том не было: из-за сильнодействующего успокоительного, которым она меня пичкала, чтобы держать под контролем, у меня начались галлюцинации, и я приняла ее за дикую собаку, пытающуюся перегрызть мне глотку. Пыталась объяснить, но вряд ли она мне поверила.

      На ужин сегодня лазанья с двумя чесночными гренками. Хотя пахнет аппетитно, у меня непереносимость глютена, и Нина об этом знает. Если я съем все это, потом мне будет очень плохо. Увы, делать нечего – я слишком голодна, чтобы отказываться.

      – Спасибо, – говорю я. – Давно такого не было.

      Нина молча кивает, не утруждая себя даже обычными дежурными фразами. И музыку не включает. Ее явно что-то гнетет.

      – Как дела в библиотеке?

      – Как обычно.

      – Были интересные посетители?

      – Нет.

      – Татуировка у Стива зажила? Как она тебе? Не такая дурацкая, как предыдущая?

      – Не знаю. Не просила его показать.

      Очевидно, мои расспросы ее раздражают, но поскольку других собеседников у меня не предвидится, продолжаю. Даже вялое общение лучше, чем никакого.

      – Сегодня у нас на улице было целое представление. Жаль, ты не видела, – продолжаю я и рассказываю, как судебные приставы выкинули студентов вместе с пожитками из дома покойного мистера Стедмана. – А чего они ожидали? Превратили участок в помойку. Родителям должно быть за них стыдно.

      Нина откладывает приборы, встает и подходит ящику, где хранятся старые компакт-диски. Немного покопавшись, находит то, что ей нужно, и включает музыку. Раздается скрежещущий рев гитар и тяжелый грохот барабанов; солист не ведет мелодию, а скорее воет. Шведы из ABBA, хоть и вызывали не самые приятные воспоминания, все равно нравились мне гораздо больше.

      – Кто это? – вежливо интересуюсь я.

      Она искоса смотрит на меня и возвращается на место.

      – «Зе Хантерс».

      Я невольно вздыхаю.

      – Ты их помнишь?

      – Смутно, – вру я.

      Интересно, сколько помнит она? Надеюсь, самую малость.

      – Мы с Сэффрон ходили на все их концерты.

      – Давно от тебя о ней не слышала, – поспешно откликаюсь я, хватаясь за любую возможность, чтобы перевести разговор в безопасное русло. – Как она? Общаетесь?

      – Нет. Причем давно.

      – Очень жаль. Она была твоей лучшей подругой.

      – Ты ее ненавидела.

      – Я полагала, что она плохо на тебя влияет. Сбивает с пути.

      – Скорее было наоборот. – Нина чуть заметно ухмыляется, словно вспоминая о чем-то.

      Я улыбаюсь ей в ответ, делая вид, что все понимаю, хотя это совсем не так. В тот период жизни она не посвящала меня в свои дела, и копаться