Призрак с Вороньего холма. Дружба бандита. Андрей Анисимов

быть вязким, и ее каблучки выбивали звонкую дробь. Иногда они неожиданно срывались на бег и мчались друг за другом. Когда уже до ворот оставалось совсем немного, она сломала каблук. Олег поднял ее и понес на руках. Он ее, она букет.

      – Зачем? Я могу босиком. – Смеялась Ира. Но он и не думал отпускать драгоценную ношу. Возле входа она чмокнула его в губы и убежала. Голенев постоял некоторое время, обошел здание пансионата и стал смотреть вверх. Через несколько минут ее темное окно на третьем этаже зажглось. Олег увидел пожарную лестницу и полез вверх. Ирин балкон находился в метре от лестничного пролета. Он поднялся выше, раскачался и прыгнул. В прыжке зацепил ногой перила, но боли не почувствовал. Ира ставила цветы в воду и не заметила, как он вошел. Он обнял ее сзади. Розы посыпались на пол. Олег увлек ее на тахту, уложил и осторожно снял платье. Она, золотистая от загара, с пепельными волосами, заставляла его сердце сжиматься от восторга. Какое бесконечно пьянящее чувство обладать красотой. За это не жалко ничего, даже жизни. Настоящая женская красота куда дороже золота и бриллиантов. Недаром драгоценности мира так легко падают к ногам красивых женщин.

      Голенев не торопил близость. Он целовал ей грудь, живот, белую полоску кожи на бедрах, куда не коснулось солнце, гладил волосы. Она прикрыла глаза и чуть улыбалась. Давала собой любоваться и сама наслаждалась своей щедростью. Он овладел ей нежно и осторожно, словно боялся испортить этот драгоценный и хрупкий сосуд. Без звериной страсти мужчины, которая иногда так нужна женщине, а как продолжение поцелуя или танца. Потом она принялась рассматривать его. Трогала шрамы, водила пальцем по начинающим седеть вискам. Она изучала его, как нечто незнакомое, упавшее в ее постель из другого космического мира. Он и был для нее пришельцем с иных планет. У нее дома говорили о Пушкине, смотрели канал «Культура», спорили о писателе Пелевине и изысканно ругались матом. А он вырос безродным волчонком и научился только убивать. И может быть, в его обожании хрупкой домашней девочки было нечто от тоски по семейному уюту, по дому с родной и близкой женщиной, по сказке, которую ему никто не рассказал в детстве.

      Он ушел на рассвете. Вылез из окна туалета на первом этаже, спрыгнул в сад и понял, что идти не может. Вчера, во время прыжка с пожарной лестницы, и потом в ее объятьях он боли не заметил. А теперь едва передвигался. Нога в щиколотке распухла и покраснела. Кое-как доковылял до шоссе. Народ еще спал, и частники на халтуру не вышли. Остановил грузовик с хлебом. Едва забрался в кабину.

      – Отвези меня в Лазоревскую больницу. – Морщась от боли, попросил он шофера. Заплатил по-царски, чем растрогал пожилого водителя. Тот не только подкатил грузовик к дверям приемного покоя, но и помог пассажиру войти в подъезд. Рабочий день еще не начался, и его принял дежурный хирург.

      – Надо делать рентген. На вид сильное растяжение, но возможен и перелом. Кстати, повторите вашу фамилию? Что-то мне она знакома.

      – Коленев Олег.

      – Это вы автопоилки расставляете?

      – Я.

      – Трофимов Семен Андреевич, хирург-травматолог.