Охота на черного короля. Александр Руж

ами нэпманы рядились в полосатые штаны и соломенные канотье, цепляли вместо обычных галстуков цветастые бабочки – в общем, отчаянно корчили из себя американских джазовых звезд. Что до суровых партийцев, то они предпочитали спартанский стиль: высокие черные сапоги, армейские брюки и кожаные куртки, вошедшие в обиход сразу после революции и за восемь лет не утратившие своей актуальности.

      Так что фат в несоразмерном кепи смотрелся на московских улицах чистым попугаем, невесть как залетевшим в среднерусские края. Единственным имевшимся у него аксессуаром небританского производства был швейцарский хронометр «Галле» в платиновом корпусе, с позолоченными стрелками и белым эмалевым циферблатом. Хронометр крепился на цепочке, пристегнутой к внутреннему кармашку пальто, и то и дело извлекался хозяином на свет. Щеголь, очевидно, спешил. Презрев довольно холодную для конца октября погоду – ветреную, с температурой, близкой к нулю, – он держал пальтишко распахнутым, ибо запыхался и взопрел от быстрой ходьбы.

      Какая же нелегкая занесла англичанина в вызывающе броском наряде на московскую окраину? И осознавал ли он возможные последствия своего нахождения здесь? Район Черкизово, по которому он так самоуверенно вышагивал, слыл в ту пору одним из наиболее криминальных. Днем еще было более-менее спокойно, но после семи часов вечера благовоспитанному гражданину не рекомендовалось выходить на улицу, где безраздельно господствовали преступные элементы.

      Казалось бы, беспредельщина первых послевоенных лет постепенно уходила в прошлое: давно погиб в перестрелке чекист-оборотень Ленька Пантелеев, нарвался на пулю уголовник Яков Кошельков, ограбивший однажды самого Владимира Ильича Ленина, окончил свои дни у расстрельной стенки душегуб Мишка Культяпый… Но на смену легендарным, овеянным дворовой романтикой налетчикам пришли люди не менее опасные. В милицейских протоколах они именовались хулиганами, однако совершаемые ими поступки выдавали намерения куда более серьезные, чем мелкие стычки. Едва начинало темнеть, эти так называемые хулиганы выстраивались цепочками, перегораживая тротуары, и затевали игру в футбол дохлыми кошками. Омерзительный снаряд мог угодить в любого из прохожих, и ежели тот осмеливался выказать недовольство, дело заканчивалось избиением и отъемом личного имущества. Надо ли говорить, что мишени выбирались среди одетых побогаче? И нередко после таких случаев обобранные оставались лежать с колотыми ранами, иногда смертельными.

      Да, тотальная кампания по изъятию оружия у населения приносила свои плоды. Хранившиеся на руках с Гражданской войны винтовки и наганы мало-помалу перекочевывали в госарсеналы, но это не касалось ножей, изготовление которых не представляло большого труда. Любой пацан при желании мог обзавестись – и обзаводился! – острой заточкой, а в умелых руках она была пострашней пистолета.

      Пик бандитского разгула в Москве пришелся на двадцать второй год. Копируя всевозможные общественные организации, появлявшиеся тогда на каждом углу, те, кто не желал жить честно, создавали собственные неформальные объединения: «Союз хулиганов», «Общество советских лодырей» и даже «Центральный комитет шпаны». Многочисленность и сплоченность являлись их главным козырем.

      А что же наш франт? Он, похоже, не читал ни «Рабочую газету», ни «Правду», ни «Красную ниву», потому и вел себя безрассудно. Вот он миновал Большую Черкизовскую, свернул на Штатную Горку и пошел восточным берегом Архиерейского пруда, направляясь туда, где возвышался храм Ильи Пророка. Вновь извлек из кармашка свой хронометр, беспокойно взглянул на стрелки. Заозирался и сбился с шага, из чего явствовало, что он не уверен в правильности выбранного курса.

      Штатная Горка в этот час была малолюдна. Щеголь увидел возле пруда мальчишку лет двенадцати, облаченного в рванье, и поманил пальцем. Мальчишка ловил раков, но, заметив знак иностранца, с готовностью приблизился.

      – Где есть Черкизовский кладбищ? – спросил франт с сильным акцентом.

      – Да вот же! – Мальчишка махнул замызганным рукавом в сторону сверкавшего в последних закатных лучах купола. – Где церковь, там и кладбище. Не знаешь разве? – И неожиданно прибавил: – Дяинька, отдай часики.

      – What? [1] – не разобрал англичанин. – Чья-си-ки?

      – Вот энти. – Наглый отрок ткнул обгрызенным ногтем в цепочку, выглядывавшую из-за отворота пальто.

      – Crazy boy! [2] – пробормотал заморский гость возмущенно. – Пошьел вон!

      Он сделал было шаг, но настырный малец вцепился в твидовый рукав, заблажил:

      – Дяинька! Ну отдай часики! Пошто они тебе? Ты из буржуев, у тебя денег много, новые купишь…

      Расфуфыренный денди повел рукою в сторону, чтобы освободиться от стервеца, но тот не выпускал.

      – Вон пошьел! – повторил иностранец, теряя терпение. – Я сдам тебя полис, будешь под арест!

      Угроза не подействовала. Несмотря на то что рабочая милиция в Москве была создана сразу после Октябрьской революции, а год спустя для большей мобильности к пешим патрулям прибавились конные, нехватка кадров давала о себе знать. Между тем с переходом

1

What (англ.) – что.

2

Crazy boy (англ.) – сумасшедший мальчик.