Девушка с веслом. Вероника Кунгурцева

чтобы что-то переменить. А уволенные только горестно вздохнут – и утрутся.

      Голоскокин, вздыхая, говорил:

      – А может, и изощряться больше не станут: общий какой-то приказ издадут, мол, что-то много народу развелось на студии – и всех пятьдесят, то есть сорок шесть уже, ежели вместе со мной, – под сокр-ращение!..

      Кулаков, то и дело хватавшийся за «съемочный» портфель, в третий раз ухватился за ручку, и Генка, обратив на это внимание, удивленно спросил:

      – А ты что ж, на съемки собрался? Они тебя, как шавку, ногой под хвост, а ты им эфир будешь делать? Славыч?!

      – Две недели велели отработать, – угрюмо отвечал Кулаков; впрочем, он не обиделся на «шавку»: увесистый пистолет, который занимал место кассеты в серой пластмассовой коробке, уничтожал обмылки прежних мелких чувств. Какой-то немотивированный восторг подбросил Кулакова под потолок редакции – что ему теперь земное тяготение!

      – Володя, тебе нехорошо? – придвинулось к нему встревоженное лицо Голоскокина.

      – Хорошо. Мне, Геныч, очень хорошо! Лучше не бывает, – сказал чистую правду Кулаков и, вскочив с дивана, как школьник, сбежавший с уроков, взмахнул портфелем, в котором брякнули две коробки. Одновременно раздался звонок мобильника: его искал оператор.

      – Прощай, Гена, мне пора… – показал имя Брагинца, отпечатанное на экранчике мобильника, Кулаков.

      – Ну ладно, хы, Славыч, ты не сильно давай расстраивайся-то, хы, ладно? – подхохатывая от того, что не умел утешить, говорил Голоскокин. – Обойдется все, какие наши годы, ха-ха-ха-ха…

      – Перестань, – прервал его просветленный Кулаков. – Все отлично.

      Брагинец уже ждал в машине; уставившись в «Розу мира», оператор едва бросил на Кулакова осоловелый от уицраоров и дуггуров взгляд: еще не знает, понял Кулаков.

      В пресс-центре «Жемчужины» Кулакову, холодному, стремительному и напористому, удалось взять несколько интервью, которыми наверняка останется довольна Ольга: в полночь в телевизорах жителей Города-курорта появятся, сменяя друг друга, Федор Бондарчук, Гоша Куценко и Константин Хабенский. «Ну и кому это надо, – думал Кулаков, – рассуждения двух лысых и одного метр с кепкой (то есть с бейсболкой) о кино, Городе и жизни? Телезрителям это надо? Хоспод-ди! Да и вылетит все в эфир, как в трубу. И ради этого он жил?! А что если плюнуть на мнение окружающих, да и пойти с Сашкой чай резать машинкой… Солнце светит, птички поют – красота! Но понял, что нет, не выйдет уже у него… А вот у Сашки выйдет! Пускай Сашка станет крестьянином, как деды-прадеды, вернется к земле. Ну чего он, Володька Кулаков, ломал комедию на этом местечковом телевидении: тьфу ведь! Губил себя. Годы, годы… Горы, горы… Землянка в горах…» Почему-то выплюнулось слово из выпуска «Новостей»: бандформирования. Эх, а не отправиться ли к застройщикам с пистолетом-то, да и… «Мужчина – всегда охотник, всегда победитель, это всегда мышцы…» А он – червяк, кормивший своей душой, своим отмеренным до секунды временем голубой эфир!

      Аркаша Чичкун,