Авдеевы тропы. Владимир Герасимов

заложницей вот эту… – монах красной дрожащей рукой указал на Агафью Всеволодовну. – Он ею хочет откупиться перед басурманами…

      Глаза у монаха почти вышли из орбит, изо рта шла пена. Княгиня, выронив узелок, закрыла руками лицо, чтобы не видеть этот страшный призрак. Силы покинули её и, показалось, что и сердце остановилось.

      Владимир Юрьевич

      Они были похожи на скот, согнанный в одну кучу. Для них зажгли костры, и они, израненные и почти раздетые, жались к этим кострам, стараясь уловить хоть каплю тепла. Но это было трудно. Людей было много, а костров мало. Охранники всё предусмотрели. Сами вольготно грелись у огня, не обращая внимания на копошащихся пленников. В самом деле, кто из них задумает убежать? Куда? В леденящую темноту? Так далеко не убежишь. Остановит мороз и превратит в окоченевший труп. Ночь – союзница татар. Лопочут между собой, смеются над замерзающими русскими. Им-то не холодно. Одежда у них тёплая, несколько кож воедино сшиты мехом наружу. Со стороны они кажутся какими-то двуногими зверями. И взгляды их свирепы и кровожадны. Но это во время боя. Сейчас они довольны и умиротворены. Русские города богаты, их много. Повозки ломятся от добычи. Сколько ещё крепостей покорят они, превратят в пепел? Вот на пути большой город Ульдемир. Разведчики сказывают, что весь он на солнце горит золотом. Это сулит ещё больше добра, сотни белых русских рабынь. Много их там за стены Ульдемира попряталось. Город огромный, крепкий, трудно взять его. Но верят татары богу Сульдэ и своему живому богу хану Бату. Вот он в белой юрте нежится от тепла и жирного мяса, любуется на добычу, что разложили перед ним: меха, драгоценные украшения, и раздумывает о том, как бы без лишней крови овладеть Ульдемиром. Есть у него хитрая задумка. Взяли батыры в сожжённой Москве княжича Владимира, сына великого коназа Юрия. Пятнадцать или шестнадцать зим ему всего лишь. Стройный, хрупкий, как девушка. Голосок ещё полудетский. Глаза испуганные. Сорвали батыры с княжича всю его дорогую одежду. Стоял он перед ханом в одной рубахе, босой. Дрожал. Показалось хану на миг, что княжич трепещет перед его величием. Задрал он свою бородёнку, впился узкими глазками в слезящиеся глаза княжича, хотел внутрь их заглянуть. Малыш, а перед ханом на колени встать не хочет, не целует ханскую туфлю. Но необходимо этого щенка приручить. Уж, верно, знает он тайный ход в крепость ульдемирскую. О, как хорошо было бы войти внутрь города без всяких хлопотных приступов! Сколько батыров уже похоронено после каждого взятия! Эти урусы очень упорны, сопротивляются до конца.

      Бату вызывал вчера шамана и спросил, удастся ли ему уломать княжича. Тот долго дымил, бормотал, бил в бубен. И духи сказали ему, что послужит княжич пресветлому солнцеликому хану. Обрадовался Бату, одарил шамана конями и рабами.

      Стоит юный княжич, дрожит. Не стал хан добиваться поклона. Надо брать лаской. Посулил ему тёплую юрту, слуг, хорошую еду. Сразу про тайный ход спрашивать воздержался, чтобы не спугнуть. Только о службе ему, хану, молвил. Нахмурил княжич брови, отвернулся. Вскипело