Барыня уходит в табор. Анастасия Дробина

знаешь, уж сто раз слушал. Ну, что тебе стоит вместе с хором выйти?

      – Да какого чер…

      – Смоляко, душой прошу! На колени встану! Сестер приведу, тоже стоять заставлю!

      – Не пойду! – отрезал Илья. – Совсем, что ли, рехнулся?

      – Смоляко! Да что ж такое! Ну, что мне – Яков Васильича звать? – Митро вцепился в него, затормошил, умоляюще заглянул в глаза. – У тебя ведь тоже тенор, как у дяди Васи. Лучше даже! Ты и «Поговори» вытянешь, и «Долины ровныя». Весь хор выручишь, денег заработаешь, золотом засыпешься!

      – Сами засыпайтесь, – фыркнул Илья. – А у меня дело вечером.

      Про дело он сказал просто так – чтобы Митро отвязался. Никаких дел у Ильи не было, и вечером он рассчитывал посидеть в пивной на Грузинке с тамошними цыганами. Там можно было наслушаться разговоров о конных базарах, узнать все городские сплетни, разведать что-нибудь о своем таборе, который, по слухам, уже отправился зимовать на Смоленщину. И менять все это на чьи-то именины? Пусть даже и баташевские? Да гори они ясным пламенем!

      Митро взглянул на Илью исподлобья. Поднялся, хмуро сказал:

      – Ну, дело твое… – и вышел. Дверь хлопнула так, что закачалась занавеска.

      Варька испепелила брата взглядом, вскочила и, чеканя шаг, ушла на кухню. Кузьма расстроенно прошелся по горнице.

      – И что ты, Илюха, ей-богу… Жалко, что ли? Кусок, что ли, от тебя отвалится? Весь хор бы выручил… Право слово, как будто не цыган.

      – Замолчи! – огрызнулся Илья.

      Ему было неловко. Может, и в самом деле стоило бы съездить? Весной, когда они с Варькой вернутся в табор, можно будет с чистой душой хвастаться, что бывал в доме у настоящих миллионщиков, а не только впаривал им на ярмарке мореных жеребцов, как вся таборная братия. Да и Арапо, кажется, обиделся… Илья тряхнул головой: нет, не станет он петь в хоре!

      Снова хлопнула входная дверь. Илья поднял голову, недовольно посмотрел на входящего Митро. Открыл было рот, чтобы спросить, чего еще надо, но вслед за Митро в горницу вошла… Настя. Илья растерянно вскочил. Тут же сел обратно, спохватившись, что перед ним всего-навсего цыганская девчонка. Торопливо напустил на себя безразличный вид.

      – Добрый вечер, Илья, – весело сказала Настя, сбрасывая платок. От ноябрьского холода ее лицо горело румянцем, живо блестели черные глаза, на щеках появились озорные ямочки.

      Глядя на них, Илья пытался собраться с духом.

      – Здравствуй, – кое-как выговорил он.

      Митро, стоящий у порога, усмехнулся:

      – Вот, согласилась прийти упросить тебя. Хватит тебе одной Настьки или всех шестерых девок согнать?

      В лицо Ильи жарко ударила кровь. Он опустил глаза. Ну, Арапо… Вон что удумал…

      – Помоги нам, Илья, – серьезно сказала Настя. Илья, не услышав насмешки в ее голосе, осторожно поднял голову. – Помоги, что тебе стоит? Некому петь. У всех баритоны, басы, а тенор – только у дяди Васи да Кузьмы. Но Кузьма же маленький, не сможет он один. Поможешь, морэ? Или в ноги тебе падать? – Настя быстро шагнула к нему, склонилась, и Илья с ужасом понял: сейчас