След хищника. Дик Фрэнсис

о купюре из выкупа, получит награду.

      Эта система казалась нам наилучшей, в основном из-за того, что фотографирование не оставляет на банкнотах никаких следов. Банки могут отследить меченые банкноты, похитители тоже. У банков нет монополии в сканировании купюр на предмет обнаружения флюоресцентной метки. Нетрудно добыть и счетчики Гейгера для радиоактивных меток. Точечные проколы легко увидеть невооруженным глазом на свет, дополнительные линии и отметки каждый разглядит при увеличении. Банкам из-за нехватки времени приходилось обзаводиться оборудованием для быстрого обнаружения метки, что исключало применение невидимых чернил. Похитители, куда более осторожные да еще и пуганые, будут проверять все как одержимые.

      Если похитители найдут метки на купюрах выкупа – это смертельно. Потому мы в «Либерти Маркет» ставили на купюры такие труднообнаруживаемые метки, что иногда и сами их теряли. А уж банки их тем более не могли отследить. Метки состояли из прозрачных микроточек, которые при рассмотрении под микроскопом давали расплывчатые черные буквы Л и М, но сквозь обычное увеличительное стекло они казались обыкновенными черными точками. Мы использовали их только на купюрах большого достоинства, да и то лишь ради подтверждения в том случае, когда возникали сомнения насчет сфотографированных номеров. Пока мы никому не говорили о существовании таких меток и надеялись, что нам удастся сохранить наш секрет.

      К утру, валясь с ног от усталости, я снял едва ли половину – банки восприняли указание о мелких купюрах слишком уж буквально. Заперев деньги в одежном шкафу, я принял душ и подумал было о том, чтобы поспать, но после завтрака, как обычно, повез Ченчи в офис. Три ночи я как-нибудь продержусь без сна. Потом отключусь.

      – Если похитители войдут с вами в контакт, – сказал я по пути, – можете сказать им, что вы не в состоянии сидеть за рулем. Скажите, что вам нужен ваш шофер. Скажите… м-м… что у вас слабое сердце или что-то в этом роде. По крайней мере у вас будет помощь на всякий случай.

      Молчание было таким ощутимым, что я подумал было, что он не расслышал меня, но он в конце концов ответил:

      – Значит, вы не знаете…

      – Не знаю чего?

      – Почему я держу шофера.

      – Вы богатый человек, – сказал я.

      – Нет. У меня нет водительских прав.

      Я пару раз видел, как он ездил на джипе по дорожкам в своем имении, хотя, как мне помнилось, без особого пыла. Он немного помолчал.

      – Я решил не получать прав, поскольку страдаю эпилепсией. Почти всю жизнь. Конечно, таблетками я почти полностью ее подавляю, но предпочитаю не водить машину по улицам.

      – Простите, – сказал я.

      – Забудьте. Я уже и сам забыл. Это мелкое неудобство. – Ченчи говорил так, словно эта тема надоела ему. Да, считать нерегулярную работу мозга всего лишь неудобством очень типично для него.

      Когда мы доехали до пригородов Болоньи, он сказал:

      – Я должен завтра в восемь утра приехать к тем телефонам