Семнадцатый. Mary_from_maryland

ен, все обходил и обходил его ловушки. Ни одного словечечка, черта поминающего. Григорий даже специально накормил голубей толченым горохом, ан-нет, Человек все равно увернулся. Потом чуть не подрался с рыжим котом Сократом – тот никак не хотел воровать рыбину, что Человек нёс с рынка:

      – Гриша, отстань от меня, по-хорошему прошу, – с характерным урчанием отбивался кот, – У меня от рыбы кишки крутит, да кости застревают, иди попроси Валерия лучше!

      – Валерий сейчас в другой микрорайон усвистал, налаживает амурные дела с трёхцветной Анфиской! – скулил черт, – Сократушка, выручай, меня начальство отправит на крайний север – моржей за усы дергать! – Григорий даже всхлипнул для пущей убедительности.

      – Не надо мне того, повторяю тебе ещё раз! Все, я пошёл телевизор смотреть, там сейчас про орнитологов и их наблюдения передача идёт, а знаешь какие птицы пошли ушлые?! Мне нужно информироваться!

      Сократ резко махнул толстенным хвостом и прыгнул на оконную раму, потом в форточку и был таков. Григорий не смог совладать с нервами и подослал к котяре 77 отборных блохи, что были у него в должниках ещё с прошлого месяца. Кот сразу понял кто генерал этой кусачей армии и злобно шипел из-за занавески, но подходить к Григорию опасался – мало ли ещё чего удумает.

      **

      Григорий был семнадцатым чертом в канцелярии – не сказать, что последним, но завершающим. Руководство уже пригрозило ему отсылкой на север, ежели не учинит Человеку серьёзной трудности. А Человек, как чуял, все никак не попадался.

      Вообще, его, Григория, Человек был не так уж и плох – за что к нему приставили черта, было непонятно. Определенно для статистики. Приставили и приставили – работа же. Только вот Гриша уже начал нервничать, а когда он нервничал, то рожки его начинали искриться, а хвост вообще линял. Чего ещё не хватало Григорию – и так в хвосте, да ещё и сам тот хвост куцый.

      Дёрнув себя за мохнатое ухо, черт мгновенно очутился у себя в рабочем кабинете. Правда, делил он его ещё с шестью чертями, но зато место выбил себе самое что ни на есть лучшее – у окна рядом с фикусом.

      Фикус был еще одной неприятностью Гриши. Растение невзлюбило Григория сразу и всё норовило посыпать его листьями, или невзначай могло подкинуть ему земли за шиворот, ну или же совсем переходя границы допустимого – цепляло черта ветками за рога. А они у Григория были чувствительные.

      Черт честно терпел выходки фикуса, но в минуты особой нервозности мог и больно ущипнуть за выступающий корень. Тогда фикус принимал оскорбленный вид и разворачивал крону прочь от Григория.

      Чертей на местах не было – укатили под Коломну на чёртову конференцию, оставив на столах лишь табакерки. У каждого уважающего себя черта должна быть табакерка! У Григория такая тоже имелась – деревянная, резная красного дерева.

      Щёлкнув ребристой ручкой, Гриша принялся составлять объяснительную записку – почему его Человек все ещё в прекрасном расположении духа и даже ни разу не чертыхнулся. Долго думал, смотрел в окно, потом на фикус. Объяснительная никак не хотела составляться. Григорий сам не заметил, как его рожки стали прохладными, хвост обвил ноги кольцом, а глаза налились сонной кровью.

      Снилось Григорию поле ромашковое, а он бежит по нему, бежит, задевая тонкие лепестки копытцами. Потом, что лежит он в цветах и у всех количество лепестков-то одинаковое:

      «Не любит», – про себя отметил Гриша, – «Что ж мне за печаль? Я и не люблю никого…»

      Вот здесь Григорий явно лукавил. Влюблён он был, да только проку от той любви не было – не смотрела на него зазноба чертова. А ведь как она хороша… Лицо такое белое-белое, с искринками, а глаза – так два озёра в горах – сине-зеленые, с поволокой. Звали любовь Серафимой, но на Григория она не обращала никакого внимания. Мало того, что черт, да ещё и семнадцатый.

      Серафима относилась совсем к другой конторе – ангельской, что окончательно разбивало сердце Гриши. Куда ему… ладно б ещё третьим был, а так… все мезальянс да расстройство.

      **

      Внезапный сон, охвативший Григория, прервался столь же неожиданно. Черт подскочил, потирая глаза и смахивая остатки сонной крови, пытаясь понять, что вообще происходит. А не происходило ровным счетом ничего, только на столе перед Гришей появилась увесистая папка с документами и на всех золоченым выведено: «АРХИВИРОВАТЬ».

      Стало быть, то ангелы с посыльным передали – дела земные пересмотрены, рассортированы и подотчетные люди доставлены до конечных пунктов – кто к котлам, кто в Чистилище, а кто – в райские сады. Но чертям доставлялись лишь их подведомственные – те, что греховные, а значит им ещё инструкции выдавать надобно, предупредить об ограничениях, составить договор… а пишут черти что… «АРХИВИРОВАТЬ». Хорошо хоть забота Гриши была папки перекладывать, да галки ставить, что одобрено.

      – Ещё работы привалило, – изобразил страдание Гриша, – Фикус, что я не так делаю? Почему Сергею не приходят с документооборотом? Сидит себе, огни метает, да кровью расписывается. А ведь он недалеко от меня, всего-то шестнадцатый!

      Фикус лишь сильнее сдвинул крону к