Волшебные рассказы. Юрий Енцов

улыбаясь и шевеля губами, я насквозь пропитывался свежащим запахом городского дождя и нес его в пропыленное учреждение. Ее учреждение. Хотя она там являлась всего лишь маленькой женщиной при большой электрической пишущей машине. Таковой эта контора и осталась для меня, и, быть может, станет для тех, кто согласится признать за человеком право давать серьезным организациям имена девиц, как это делают с тайфунами.

      – Он сметлив, любознателен, на редкость проницателен, мгновенно разгадывает внутренние переживания людей, – подслушал я однажды ее слова. – У него хороший вкус и приличные манеры. С момента нашего знакомства этот Человечек преисполнен жажды деятельности, он все время мне говорит: «Я должен делать что-то, и руки чешутся начать работу».

      Ба, да ведь это же про меня! Я вышел, чтобы через некоторое время вернуться.

      Иногда, приехав особенно рано, чтобы не отвлекать Галатею от работы, я заходил в ближайший пивняк. Неказистый на вид он был темен, словно старое серебро: якобы деревянные панели на стенах, две стойки, четыре окна. Только алюминиевая тележка уборщицы – блистала чистотою стиля. Я не понимал, отчего ощущаю себя здесь инородным явлением? Быть может, чтобы рассказать сейчас с долей отстраненности об этом помещеньице на первом этаже сталинского дома с тусклым видом на Садовое?

      Бутылочное пиво, подаваемое там, ничуть не вреднее для здоровья читающих, чем старая Соса-Соlа, о которой я так много знал тогда по художественной литературе, но попробовать не случилось до сих пор. Взяв пару бутылок, и полагающееся к ним мясо некого загадочного животного, возможно, единорога, хотя, вспоминая его вкус теперь, думаю, что это была всего лишь холодная говядина; я присоединялся к компании, совершавшей что-то вроде «чайной церемонии» с пивом, традиции которой, к сожалению, уже почти утеряны. Спросив: как сыграл «Спартак»? – хотя, возможно, это и не обязательно, и, поставив мои скромные две к их стеклянной баррикаде, я принимался слушать речи со связками слов, смотреть на одиноких потертых в пиджаках, пивших торопливо, чтобы, схватив и утершись, поспешать, в отличие от компаний, занимавшихся распитием медленно, с чувством собственного достоинства.

      Уборщицы, полупьяные женщины в белом подталкивали тускнеющее серебро своих тележек из авиационного металла. Иногда раскрывающаяся дверь обнажала тротуар, самый пыльный в городе, по причине поездов, съезжающихся сюда в длинный низкий вокзал из разнообразных мест вместе с тамошней пылью. Выйдя – непременно наткнешься на небритого грузина со смуглой женой и чемоданом, словно бы поставленного тут навечно в качестве деревянной тумбы для ориентировки.

      Прошел год. Начиная вспоминать, ловлю себя на мучительном: было ли все это? Так вы говорите летом? Ну не зимой же, которую я не очень люблю. Лучше всего если это будет конец весны, когда впереди целое лето, и думать о том, как оно станет тянуться долго, теплое и солнечное –