Дао подорожника. Алексей Андреев

ытащил фонарик и осветил белые растрескавшиеся ступени. Дверь была приоткрыта, но художник медлил, разглядывая барельеф над входом.

      –Добро пожаловать, – раздался вдруг голос; художник вздрогнул и опустил левую руку в карман плаща. Недалеко от входа, на низкой скамейке у стены сидел человек. Судя по голосу, пожилой.

      –Я сторож, – сказал старик, опережая вопрос. – Охраняю сей памятник искусства и архитектуры. Кстати, сейчас храм закрыт. Приходите утром.

      – Ага. – Художник вынул руку из кармана. – Значит, все правильно. Но я представлял себе это… несколько иначе.

      –Ага, – повторил старик, пародируя его тон. – Вы представляли себе тайное место в джунглях, куда добираются лишь самые отчаянные, чтобы увидеть Цветок.

      –Да-да, Цветок!

      –Ну, тогда вам сюда. Легенда относится именно к этой горе.

      –Легенда? Только не говорите мне, что Цветка не существует!

      –Конечно, не существует. Э-э-ох… – Сторож широко зевнул. – Такая же выдумка, как Моисеевы скрижали, Священный Грааль или висячий гроб Магомеда. Хотя, конечно, ближайшими аналогами следует считать сожжённый Геростратом Храм Артемиды, а также одно малоизвестное святилище в Малой Азии, – закончил он совершенно тоскливым голосом усталого экскурсовода.

      –Даже если это враньё… – Художник нетерпеливо дёрнул плечами. – …Я уже притащился сюда и хочу увидеть всё своими глазами.

      Он взбежал по ступенькам и положил руку на витую бронзовую ручку.

      –Хорошо, – сказал тогда сторож, – но я должен вас предупредить.

      –О чём?

      –Да вы не спешите. Времени у вас достаточно, а выбор серьёзный…

      Уверенная интонация старика заставила молодого вернуться к скамейке.

      –Я слушаю.

      –Видите ли, я вам соврал, но раз вы настаиваете… Цветок действительно существует. Но тот, кто его увидит, теряет зрение. Раз уж вы поверили в первую часть легенды и приехали сюда, вам придётся поверить и в продолжение, которого вы, к сожалению, не знали.

      –Да, я слышал, что посещение храма связано с какими-то неприятностями. Но насчёт потери зрения…

      –Посмотрите. – Сторож махнул рукой в сторону барельефа над входом.

      Художник поднял фонарик. Теперь он понял, что зацепило его внимание в первый раз. Глаза на всех лицах закрыты, хотя изображены явно живые люди: кто-то идёт, кто-то держит в руках инструменты.

      –Потому туда никто и не ходит, – сказал сторож. – А пожертвования, кстати, оставляют у крыльца, вон в той каменной чашке.

      Художник задумчиво прошёлся вдоль стены, заглянул в чашку: там лежало несколько монет. Он вынул кошелёк и добавил две свои. Монетки громко звякнули в темноте.

      –А вы сами-то видели Цветок? – спросил он вдруг. Было заметно, что ему хочется навести фонарик на лицо загадочного старика, но он не делает это из вежливости.

      –А мне ни к чему, – ответил тот спокойно. – Я ведь не художник, «красоты любой ценой» не ищу…

      И чувствуя, что пришедший не очень-то ему верит, добавил:

      –Ну, по крайней мере, я могу пока разглядеть и ваш крупный нос, и шрам на скуле. Интересно, кастетом или так, бутылкой?

      – Бутылкой. Но это давно, ещё в… – начал художник, и тут же остановился. Если его нос действительно можно было увидеть сейчас, то старый шрам в этих сумерках не мог бы разглядеть никто. Он снова глянул на дверь, будучи изрядно озадачен и странным сторожем, и предоставленным ему выбором. И уже почти не удивился, когда рядом хрустнула ветка, и девочка лет семи, непонятно откуда взявшаяся, весело сказала «Привет!» и села на скамейку рядом со сторожем.

      –Ещё один пришёл? – спросила она старика.

      –Он уже уходит, – ответил тот и погладил её по голове.

      Художник между тем продолжал водить лучом фонарика по барельефу, выхватывая из темноты каменные лица с закрытыми глазами. Потом решительно выпрямился:

      –Я войду туда.

      –Как хотите, – сказал старик.

      –Счастливо, – сказала девочка.

      # # #

      Ничего ослепляющего не произошло. Внутри маленького храма горело четыре светильника, они освещали небольшое возвышение у стены, противоположной входу. Пахло чем-то кисловатым, напоминающим человеческий пот. Около возвышения – или алтаря? – запах усилился, и подойдя ближе, молодой человек заметил на алтаре цветы. Некоторые завяли, а некоторые засохли настолько, что едва не рассыпались в пыль от шума шагов. Однако ветка, лежавшая сверху, была совсем свежей. Правда, в свете факелов орхидеи не так впечатляли, как днём; художник вспомнил, что точно такие же продавали на станции – звёзды ослепительно-белых лепестков с алым язычком в центре.

      Стоило ради этого тащиться в такую даль? Он ещё раз пробежал лучом фонарика по странному алтарю, на всякий случай поглядел в углах – там тоже было пусто – и заметил ещё одну дверь, сразу за алтарём. Поспешно вскочив на возвышение и пройдя по цветам, он распахнул дверь… и оказался на заднем