Женщина в бегах. Рэйчел Хаузэлл Холл

всегда при муже. Фэй так и делала даже после смерти Виктора, оттого она и умерла.

      Разум миссис Диксон лихорадочно работал, пока не нашел воспоминания о Фэй и Викторе, упокой Господь их души. Виктор был агентом ФБР в полевом офисе в Сан-Франциско, а Фэй была его женой, школьной учительницей. Они никогда не были жестокими по отношению друг к другу. Стабильные и любящие отношения. Блестящее совершенство. «Это именно то, чего мы ждем от тебя», – говорили Фэй и Виктор.

      Но это – валяться на шезлонге в слезах? Уж точно далеко до блестящего совершенства.

      Делай что-нибудь. Вот что сказал бы ей папа. Мама скрестила бы руки, приподняла бровь и сказала: «Ну?»

      Миссис Диксон нашла ближайший автомат для монет в казино и получила за свои четвертаки наличные – еще семьдесят пять долларов на черный день.

      Вернувшись в комнату, она сделала первую запись в кожаном дневнике от Тиффани, который Шон только что подарил ей в честь их первой годовщины: «Скверная ночь». Она все еще чувствовала запах своего страха, его дыхания и тех монет. Слезы стекали на страницу, пока она рассказывала, как он ее толкнул, как она прикусила губу падая и как Шон ушел.

      Боль всего тела сосредоточилась в правой руке, пока она описывала все в мельчайших деталях, ловя момент, как лепидоптеролог, прижимающий длиннокрылую бабочку сафо. По словам доктора Андерхилла, ведение дневника снимало напряжение, заставляло ее думать медленнее и подавляло страх. Вскоре страницы дневника заполнились ее страхами, датами и описаниями того, как Шон причинял ей боль, угрожал.

      Каждый раз, делая запись в дневнике, она прятала его в потайных карманах своей дизайнерской сумочки или под фальшивым дном мусорной корзины в ванной. Это нелепо, но она продолжала это делать. Ей ничего не оставалось кроме ведения дневника, ведь она не работала, Шон не хотел. Все деньги, которые она находила в карманах его одежды, в стиральной машине и сушилке, она собирала. Иногда монетки звенели. А иногда, когда ей везло, она подбирала деньги. И кольца – у нее всегда были кольца Фэй и ее кольца на всякий случай…

      Но в эту ночь, в их первую годовщину, она не задумывалась о будущем слишком серьезно, а в дневнике была заполнена всего одна страница.

      Около трех часов утра Шон вернулся.

      Она притворилась спящей.

      Он не стал заходить в спальню. Нет, он просто стоял там, его тень становилась все четче и длиннее. Наконец он ушел, а потом… музыка. Лютер Вандросс в колонках. Какого черта?

      Миссис Диксон лежала, свесив одну ногу с кровати, пока Лютер пел о времени, когда она играла на своей милой гитаре. Она не знала, что и думать. Шон был не таким. Явно злой, такой карикатурный ревнивец. Он не был пьян, хотя это было бы логично. Она и раньше видела такой гнев. В те тяжелые времена ее били, толкали, щипали. Такое насилие всегда на виду. И она плакала в постели, пока из другой комнаты звучали странные любовные песни Лютера Вандросса, ее любимого певца.

      Это не Шон.

      Нет.

      Вот что она сказала себе на следующее утро, стоя с опухшими