Илли. Виктория Горина

ебо дрожало влажной синевой. В семнадцать ты еще не умеешь ходить. Ты научишься этому позже, когда крылья за спиной постепенно отвалятся под невыносимой легкостью бытия. Илли об этом еще не знал. Расправив невидимые крылья, он легко перелетал через чернильные кляксы луж, груды строительного мусора, горы кирпичей и труб. Под ребрами горело невидимое, но такое осязаемое пламя, его жжение стало невыносимым и Илли, не выдержав, издал истошный вопль – вопль властителя джунглей.

      Друг Илли Эд сидел на ржавой трубе, понуро опустив плечи, в одной руке у него тлела сигарета, в другой он держал палку, которой вяло ковырял рыхлую землю. От вопля Илли он вздрогнул.

      – Ну ты и псих, – беззлобно сказал Эд, бросив взгляд исподлобья на приземлившегося рядом с ним Илли.

      – Чувааак! Осталось два дня! Два дня и мы свалим из этой дыры навсегда! – Илли стукнул в плечо Эда. Эд продолжал ковырять землю, не глядя на Илли.

      – Ты чего? – заметив настроение друга, спросил Илли.

      – Илли, я не пойду, – глухо произнес Эд.

      – В смысле? – голос Илли отяжелел.

      Эд сплюнул и щелчком отбросил окурок в сторону.

      – Ты въезжаешь, вообще, во что мы ввязываемся? Я не про то, что нам до границы два дня пешком топать по горам. На это мне плевать, это я смогу. Но нас вообще-то подстрелить могут, ты это понимаешь? Это же граница!

      – Да ладно тебе, Эд! Мы же все спланировали, у нас все получится. У Альфредо вышло – и у нас выйдет!

      Эд развернулся к Илли и схватил его за плечо:

      – Ну сам подумай: зачем нам торопиться? Через год-два границы откроют. Нафига так рисковать? Закончим школу и нормальным законным путем переберемся в Грецию.

      – Еще два года просиживать свои жопы в школе? Да ты спятил, Эд? – Илли рывком сбросил руку Эда с своего плеча. – Да за это время мы можем на машину заработать! Ты только представь, как мы по Афинам с телочками рассекаем. Да через два года я уже буду на главных дискотеках Греции играть!

      – Ты думаешь нас там ждут прямо? – Эд хмыкнул. – Да ты понятия не имеешь, какая там жизнь! Там таких как мы за людей не считают вообще, мы для них грязные албанцы, мусор. Все что нам светит – параши мыть за копейки.

      – А хоть бы и параши! – Илли встал. – А здесь мы не мусор? За шанс играть музыку на крутых танцполах, я готов делать что угодно. А здесь что мне светит? Что бы я ни делал, я буду таким как все – серой блевотной массой. Ненавижу!

      Илли сплюнул, круто развернулся и чуть не упал, споткнувшись о кирпич. Он выругался, пнул кирпич и пошел обратно к сереющим на горизонте высоткам.

      Чертов трус Эд, он все испортил! Тоже мне, друг называется. Они все так хорошо спланировали, у них бы все получилось. А теперь что? Теперь Илли должен отказаться от своей мечты и застрять в этой чертовой дыре еще на год. Одному ему границу не перейти. От досады Илли сильно закусил губу. Он сидел один за столом убогой кухоньки, уронив голову на руки и не видел, когда появился отец.

      – Послушай, не расстраивайся, это к лучшему, поверь.

      Илли вздрогнул и поднял на отца злые глаза. Отец как всегда был в тельняшке и выглядел точь в точь как на той черно-белой фотографии, которую он прислал в своем последнем письме. Это письмо Илли с мамой получили незадолго до известия о взрыве на судне, на котором отец ушел в очередной долгосрочный рейс. Однако тело отца так и не было найдено, кроме того согласно бортовым документам в день взрыва отец находился на суше. Маленький Илли и мама все ждали отца, но шли дни, недели, месяцы, а вестей от отца все не было. Люди судачили, что отец их бросил и бежал на запад. Илли зверел от таких слухов. Когда ему исполнилось двенадцать, мама умерла. И уже после ее смерти к Илли вдруг стал являться отец. Из-за страха, что его упекут в психушку Илли никому об этом не рассказывал.

      – Пошел к черту! – прошипел он сквозь зубы.

      – Илли, – продолжал отец, – не надо так, послушай меня. Твоя жизнь только начинается, и в ней не все так просто, как тебе кажется…

      – Я не буду тебя слушать! – перебил его Илли звенящим от гнева голосом. – Тебя нет! Ты умер! Сдох! Убирайся в ад, туда, откуда пришел! Ты виновен в смерти матери! Ты! Я не буду тебя слушать, – повторил он и резко встал, едва не опрокинув стол. – Я не буду таким как ты! Я уеду, а ты останешься. Ты останешься здесь и навсегда оставишь меня в покое, чертов призрак!

      Сказав это, Илли подошел к кладовке и достал рюкзак.

      Мечты сбываются

      Ночной клуб – темное полуподвальное помещение до отказу забитое людьми, находился в грязноватом переулке в центре Афин. За диджейским пультом стоял Илли, он улыбался. В такие минуты он чувствовал, как танцующие перед ним люди превращаются в единый организм, соединяясь невидимыми нитями и эти нити через музыку плетет он, Илли. За эти пять лет он вгрызался зубами в свое право жить в Афинах: спал в парке на скамейке, ел один раз в сутки, таскал ящики с вонючей рыбой в порту, заколачивал сваи на стройке, по четырнадцать часов не разгибал спину в автомастерской.