Город одного человека. Ольга Игоревна Лесун

ли надувал как парус корабля бесхозный пакет и вёл, как собаку на привязи, шелестеть по железным бокам вагонов. Завидев его, спешащие пассажиры, кутали шеи в шарфы, придерживали торчком поставленные вороты верхней одежды, чтобы уберечься от холодного бриза с мелкими льдинками, но он надменно и бесцеремонно взъерошивал им волосы, напевал за шиворот ледяным воздухом песни морских экспедиций, что слышал ещё в детстве, и, гогоча, опрокидывал чей-нибудь лёгкий багаж.

      Он истосковался по безбрежью, по штормам, срывающим верёвки, по могучим волнам, солью просачивающимся под одежду, по крикам моряков, стягивающих морскую пучину рыболовными сетями. Однажды его, мальчугана, отбившегося из-под крыла отцовского вихря выхватил какой-то мечтатель. Человек призвал ветер исполнить желание, и Ветер залива, как сам себя и прозвал, этот наивный слуга любопытства, заглянул в стеклянную колбочку, сверкавшую на солнце – и был пойман и вывезен в российскую северную столицу.

      Ах, как хотелось обозлиться, взмыть ввысь и растормошить этот серый спешащий люд! Но он был прикован желанием того глупыша на палубе, что увёз его сюда – выискивать таких же донкихотов, как и он, в городе, где сам воздух пропитан мечтами.

      И вот в конце платформы он завидел двоих – те стояли, примагниченные друг к другу, перед входом в вагон скорого поезда «Сапсан». Вокруг минуты бежали неумолимо быстро, стуча часовыми стрелками как каблучки опаздывающей женщины, но для них не существовало ни прохожих, ни проводника, одёргивавшего свой серый костюмчик, и, конечно, ни упрямого, расшалившегося Ветра.

      «Что за шутки? Кого я вижу?»

      Ветер остановился пригладить вздёрнутый лацкан пальто. И осела пыль.

      «Как знать, быть может, обознался, завидев родную, метущуюся душу, но дремлющую в тёплых перинах ласковых грёз», – и, засомневавшись, он почесал голую шею. «А вдруг не она? Как нехорошо получится… – Бродяга поскрёб ещё с минуту щетинистый подбородок. – Уж больно счастливой выглядит… А-а, была не была! Либо простудится, либо проснётся».

      И, махнув рукой, как крылом вингсьюта, Ветер Финского залива рывком опрокинул ледяное дыхание на худенькую женскую фигуру.

      – Ой!

      Девушка прижала руками раскрывшиеся полы чёрного пальто. Ледяное дыхание пробежало вверх по стройным ногам и растаяло в тонком шерстяном платье.

      – Холодно, да? Заходи в вагон, не мёрзни, родная, – мужчина поправил её выбившуюся прядь волос и, вскинув руку, повернул стеклянный циферблат часов Tissot. – Осталось меньше пяти минут.

      Спутница выдохнула тихий стон: «Не хочу уезжать. Не хочу», и, притянув мужчину, сгребла в кулак ворот его зимнего пальто, приоткрыв уголок чёрной военной куртки. Девушка поджала губы в подобие улыбки и уткнулась в мягко выбритую и пахнущую терпким одеколоном мужскую щёку.

      – И я не хочу тебя отпускать, Сашенька. Немного подождать, и у нас будет всё, о чём мы мечтали. И это расстояние исчезнет.

      Мужчина взял её правую руку и снял перчатку, чтобы поцеловать тонкие холодные пальцы, на одно из которых он вчера надел помолвочное кольцо.

      Александра Георгиевна Юрасова, незнакомка, на которую Ветер Финского залива обрушил силу желания, не заметила никаких перемен, кроме затопившей сердце тоски. Расцепившись с женихом, и не в силах обернуться, вошла в поезд, делая медленные и решительные шаги в расплывающемся от слёз пространстве.

      Тепло вагона слегка покалывало раскрасневшиеся на ветру щёки. Сев у противоположного платформе окна, Александра присутствовала в гудящем от множества голосов салоне лишь физически, словно выточенная из светлого камня статуя, сложившая длинные и худые руки на подол голубого в чёрную крапинку платья, устремив умиротворённый взгляд мимо стоявших на других путях составов, мимо опаздывающих пассажиров, которые второпях раскрывали перед проводниками паспорта, и мимо шума окружающего мира.

      Поезд качнуло. Через четыре часа она окажется в Москве, оставив в городе туманов и белых ослепительных ночей сбывшуюся сказку. Происходящее кружило голову, и не верилось, что после стольких лет он и она наконец-то будут вместе.

      Утром они завтракали в ресторане «Зингеръ». Алексей Вяземский пригласил её из Москвы познакомиться с приехавшей из Саратова сестрой Надей и её мужем, но после встречи и прогулки вдоль Университетской набережной повёз её одну в ресторан, где и сделал предложение.

      – Мне нравится исполнять твои желания, – сказал Алексей Вячеславович низким каркающим голосом. Каждый раз, когда они долго не виделись, Александре приходилось напрягать слух, выжидая, когда привыкнет к скрежету и бульканью в его горле. – Все эти годы – путь, на котором я разгадываю тебя, это уже часть моей жизни. И боюсь, что когда-нибудь тебя разгадаю.

      Откровение кольнуло её: «Как это разгадает? И стану ему неинтересна?» Но, поборов разгулявшееся ревнивое беспокойство, Саша подалась вперёд над тарелкой, заглянула в глаза цвета горячего кофе с набухшей жирной пенкой и заговорщицки ответила:

      – А потом будешь узнавать меня в себе, и гадать, как это возможно – быть неотделимыми.

      В этот момент