Прекрасное видение. Анастасия Дробина

Пальмас! – Все двенадцать пошли за ней, как стадо молодых кобылиц. Половина огромного зала утонула в метели из красных, желтых, зеленых юбок. Высокий парень, стоявший у стены, вдруг шагнул к Стелле и, взмахнув руками, так припечатал каблуком паркет, что звук отразился от потолка. Та раскружилась волчком, пронеслась мимо, чудом не задев его лица, и дальше они танцевали вместе.

      Я следила за Суарес с восхищением и легкой завистью. Было очевидно, что танец доставляет ей огромное наслаждение – несмотря на то, что она наверняка проделывала это изо дня в день почти всю жизнь. Ее лицо горело, черные глаза светились таким дикарским огнем, что делалось жутко. И как она смотрела на этого парня, который годился ей в сыновья! Как он следил за ее взглядом, предупреждал каждое движение, каждый едва заметный поворот головы! Кармен, бешеная, сумасшедшая. Которой не сорок, а семнадцать лет.

      Танец окончился так же внезапно, как и начался. Стелла остановилась, и сразу замерли остальные.

      – Молодец, уже лучше, – было небрежно брошено заулыбавшемуся парню. – Наташа!

      Тоненькая хрупкая девочка торопливо подошла к ней.

      – Следила? Смотрела? Давайте дальше сами. И не бойся каблуков. Больше силы, удар – сильнее! Работай фанданго! Пошли!

      Вскоре репетиция закончилась. Девушки, смеясь и толкаясь, побежали переодеваться – мне в нос ударил крепкий запах духов и пота. Парень задержался: Стелла что-то яростно втолковывала ему, размахивая зажженной сигаретой перед самым его носом и стуча кулаком по стене. Он покорно слушал, кивал и наконец царственным жестом был отпущен с миром. Зал опустел. Гремя ведром, вошла уборщица.

      – Баба Люба, я задержусь, – сурово сказала Стелла. – Не закрывайте пока.

      – Как скажете, Стеллочка. – Казалось, бабка вот-вот отдаст честь, вытянувшись со шваброй во фрунт.

      – Идемте.

      Когда из тесной, плохо освещенной артистической выбежала последняя танцовщица, нам было указано на хлипкие стулья.

      – Кофе? – предложила Суарес не терпящим возражений тоном. На столе появилась банка «Эспрессо», сахар, кипятильник, вазочка с печеньем. Стелла снова закурила и, выпустив в открытую форточку мощную струю дыма, повернулась к нам: – Так я вас слушаю.

      Мы переглянулись. По лицу Катьки было отчетливо видно, что держать речь она не в состоянии.

      – Ванда пропала, – осторожно сказала я. – Мы ищем ее. Вы что-нибудь знаете, Стелла Эрнандовна?

      – Как пропала? – В ее голосе послышалась досада. – Куда? Вы звонили Моралесу?

      – Она у него? – обрадовалась я.

      – Не знаю. Я давно его не видела.

      – Как? – растерялась я. – Ведь совсем недавно был концерт, в «России», кажется. Ванда танцевала в массовке, а Тони…

      Суарес вдруг бросила сигарету. Резко опустилась на стул. Черные блестящие глаза уткнулись в меня почти со злостью.

      – Вы в самом деле подруги? Ванда не выходит на сцену седьмой год!

      Это было похуже удара пыльным мешком. С минуту я не могла выжать из себя ни слова, сидя, как дура,