За тридцать тирских шекелей. Данил Корецкий

что же это за перстень такой? – воскликнул Сергей Сергеич.

      – Это отдельная статья, – протянули Охотников и Сухомлинов одновременно.

      – Статья все та же! – раздраженно сказал Феликс. – Прапрадеда моего перстень!

      – Ну, не совсем так, – уточнил Сухомлинов, проявляя адвокатскую натуру и склонность к крючкотворству. – На сегодняшний день это спорный объект имущества…

      – Стрелялся он из-за него, – пропустив мимо ушей реплику, продолжил Феликс. – И погиб. Причем прапрадед-то дуэлянтом был. А застрелил его лох зеленый, который пистолет в руки впервые взял. Только перстень у него был на пальце!

      – А что, это роль сыграло, думаете? – спросил Сергей Сергеич.

      – Уверен, – кивнул Феликс. – Уверен. Мы давно древностями занимаемся, сталкивались. Бывает, икона хорошему человеку желания выполняет, а плохого наказывает. Или какая-нибудь старинная штучка беду сулит. Так вот, этот перстень, удачу приносил, факт. Потому я его и хочу получить. Только ушел он в неизвестном направлении, провалился в блатной мир. И где он, как его достать – не знаю. Вот книжку твою прочту, может, что-то и прояснится…

      – Ну что ж, – чтобы сгладить возникшее в компании напряжение, Пересветов широко заулыбался, налил всем и поднял бокал. – Давайте за это и выпьем. Пусть желание уважаемого Графа после этого дня рождения исполнится. Это будет подарок судьбы!

      Зазвенел хрусталь, и они выпили в очередной раз. А тут и основные блюда подоспели – седло барашка, цыплята-табака, плов по-хански… Напряжение рассосалось, возникшая было неприязнь исчезла, да и разговоры вернулись в обычное застольное русло. На десерт подали торт из мороженого, потом наступило время прощания, сытые и захмелевшие гости расходились довольными, искренне обнимая хозяина. Словом, торжественный обед удался на славу!

      Но Граф так не считал. Проводив сотрапезников, он остался, будто бы расплатиться, но уходить не торопился: сел в уголке кабинета, в глубокое кресло под торшером, поставил на журнальный столик рядом фарфорового китайца и стал с интересом перелистывать подаренную книгу. Но сосредоточиться не мог: в душе шевелились неприятные мысли.

      «Вот оно, значит, как, – с горечью думал он. – Друзья друзьями, а камень за пазухой держат… Всё Бернштейна моей жертвой считают! Я, получается, его свел в могилу… А почему, собственно? Человек не первой молодости, нервничал много, в конце концов сердце и не выдержало… Я-то при чем?»

      Китаец смотрел на него и улыбался искусно нарисованным ртом. И иногда казалось, что рот не нарисованный, а настоящий, и между тонкими губами проглядывают прокуренные зубы… Странно смотрел и странно улыбался. Как будто живой. И знает про него все…

      Граф встал, подошел к столу, плеснул в бокал коньяка, выпил, бросил в рот несколько виноградин. Можно обмануть друга, можно перехитрить врага, но самого себя не проведешь! Он знал, что слухи и подозрения появились не на голом месте и известная доля вины в его действиях присутствует. Дело в том, что все «антикварщики», во всяком случае солидные