Тебе держать ответ. Юлия Остапенко

сказал Адриан, сжимая кулаки.

      – Женят, женят! На девчонке десяти лет! Ля-ля-ля… она тебе в самый раз по уму!

      – Если ты не заткнёшься, я тебя ударю! – закричал Адриан.

      Последствия, конечно, не заставили себя ждать.

      – Что там за шум? Это дети? – раздался из-за двери голос отца, а за ним – звук отодвигаемого кресла и шагов. Адриан не двинулся с места, всё так же глядя в презрительно прищуренные глаза сестры. Бетани скорчила рожу, но не отступила, только прижала ничего не понимающего Бертрана крепче к себе.

      – Ну и ударь, – сказала она. – И ударь. Был бы ты мужчина, давно научил бы болтливую женщину молчать.

      Адриан стиснул кулак крепче. Шаги звучали уже у самой двери, и, когда она стала открываться, Адриан разжал кулак и рванулся к лестнице, не оборачиваясь на бегу. Он бросился вниз, перепрыгивая через две ступеньки, услышал, как Анастас сверху зовёт его по имени, но не становился. С чего бы? Анастас точно такой же предатель, как и они все. Точно такой же. И даже хуже!

      Адриан на бегу распахнул дверь и вылетел во двор, едва не споткнувшись о курицу, с кудахтаньем выскочившую из-под его ног. Чуть не навернулся, вот позорище было бы! Это заставило его чуть сбавить шаг – ладно, будет ему, как маленькому, сломя голову нестись куда глаза глядят. Хотя именно это ему сейчас больше всего хотелось сделать.

      На подворье было шумно – люди как раз возвращались с полей и пастбищ, ручейками стекаясь в главные ворота, через которые как раз прогнали замковое стадо овец, с блеяньем толпившихся теперь у загона. Сперва непонятно было, отчего затор, – а потом Адриан увидал, что путь овцам преградили паломники, которых впустили в замок утром и о которых он совсем забыл. Ещё днём ведь собирался потолкаться около них, повыспрашивать всякие интересности, но потом Бетани принесла на хвосте сплетню про собирающийся семейный совет, и такое, конечно, нельзя было пропустить. Лучше бы пропустил, право слово. Ну, подумаешь, решили его судьбу, обручили за глаза с какой-то глупой малявкой. Мог бы хоть в самый день помолвки узнать – всё равно его спрашивать никто не собирается!

      – Не стойте тут, вашмилсть, и так тесно, – гаркнул старший пастух Петро, бесцеремонно отпихивая хозяйского сына в сторону. А что тут такого, подумаешь – благородного в сторону пихнуть! Овцы важнее, конечно, уж если не важнее благородного, то важнее Адриана – точно… ну, может, и не важнее. Скорее, такие же. Их ведь тоже никто не спрашивает, когда гонит в загон, или на случку, или на убой.

      Адриан закусил нижнюю губу, предательски задрожавшую, и пустился бегом вокруг донжона, расталкивая овец, мимо колодца, всё равно куда, только бы подальше, подальше отсюда, ото всех…

      …И, завернув за угол, с размаху влетел в крепкие объятия Анастаса.

      – Пусти! Пусти, говорю! – кричал Адриан, вырываясь, хотя это и было совершенно бесполезно: брат был на сажень шире его в плечах, а макушка Адриана едва доставала ему до подбородка.

      – Ш-ш, братишка, тише.

      – Пусти, сказано! – снова крикнул тот, на сей раз с подозрительной дрожью в голосе, и тут же испуганно