Громовая жемчужина. Анна Гурова

тоже уйти? – лукаво спросил второй муж.

      Не занимая никакую официальную должность, он ведал всем, что касалось безопасности княгини и рода в целом.

      – Ни в коем случае! – Касима состроила ему глазки. – Ночь обещает быть холодной – кто же согреет мне ложе? Ты можешь просто заткнуть уши. Или я прикажу книжнику молчать, и мы будем обмениваться записками.

      По залу пронеслись смешки фрейлин. Всем было весело. На столах выставлены легкие закуски: печенья, сладости, всеми любимая пастила из водорослей, травяной и цветочный чай, сладкое сливовое вино. Поскольку прием был домашний, придворные дамы нарядились в нешитые шелковые платья нежных персиковых и сиреневых оттенков. Это шелк ткали на материке специально для киримской знати – в империи предпочитали яркие, насыщенные краски. Только платье Касимы было строго предписанных гербовых цветов – золотого, как полуденное солнце, и белого, как чистая совесть.

      – Приятно посмотреть на дам в национальных уборах! Кажется, что мы вернулись в древние сказочные времена. За возрождение традиций! – провозгласил муж, поднимая чарку с вином.

      Касима взглянула на него с досадой.

      «Что-то уже унюхал, вы на него посмотрите! – подумала она. – Ну что ж, это как-никак его работа – всё про всех знать…»

      – Что бы я ни собиралась сделать, это будет во благо родной провинции и к вящей славе императора, – сказала она, с вызовом глянув ему в глаза.

      Младший муж поклонился, допил вино и поставил чарку на стол.

      – Однако книжник заждался на галерее. Развлекайтесь, дамы. Увидимся, Иро.

      Когда за ним закрылась дверь, Касима выждала немного, и, приглушая голос, сказала:

      – Благородные дамы, я рассчитываю на вашу скромность. То, что вы сейчас услышите, должно остаться в секрете. Если хоть словечко просочится, берегитесь – накажу всех!

      Дамы наперебой заверили княгиню, что будут немы как рыбы.

      – Тогда…

      Касима заправила за ухо прядь, выпрямилась и приказала:

      – Пригласите почтенного ученого.

      На галерее послышались шаги, и в малый зал, чуть прихрамывая, вошел Кагеру.

      На нем была просторная, до земли, серая ряса государственного культа Господина Семи Звезд. Войдя, первым делом он нашел взглядом жаровню, потом алтарь, а потом уж взглянул на княгиню и церемонно ей поклонился.

      Вслед за чародеем в залу проскользнул Анук, в одежде послушника, сгибаясь под тяжестью набитого свитками короба. Подросток немедленно привлек к себе внимание всех фрейлин. «Ах, какой красивый мальчик!» – говорили их откровенно восхищенные взгляды. Пусть он скромно опускает глаза и изо всех сил делает постную мину, но взгляд у него так и вспыхивает огнем, а нежный, яркий румянец пламенеет во всю щеку. «Какая жалость, что он – ученик этого засушенного монаха», – подумали самые юные и самые опытные из дам.

      Одна Касима даже не взглянула на Анука. Она с любопытством рассматривала худого, прямого как палка пожилого монаха, который