Сокровища чистого разума. Вадим Панов

что «быстрые переходы», которые тридцать секунд-минута, случались крайне редко, стандартные начинались от трёх и до четырнадцати. Пятнадцатой, кстати, никогда не было, все зарегистрированные переходы укладывались в четырнадцать минут, это время жизни, но у нас, к сожалению, отсутствовала возможность продержаться настолько долго.

      Четыре минуты.

      Если путешествие затянется, мы потеряем сознание, не сможем вывести паровинг из пике и погибнем. Нет, погибнем раньше, когда задохнёмся…

      «Кажется, я видел канистру».

      Каронимо Бааламестре пошёл в десантный отсек паровинга, в надежде отыскать хоть что-нибудь, способное нас спасти.

      Дышать в канистру? Почему нет?

      Я поднялся, чтобы присоединиться к поискам, но сидящий за штурвалом Гатов махнул рукой: «Смотри, какая красота, Олли! Сто цехинов против кучи дерьма, что ты никогда не видел ничего подобного».

      Я собрался огрызнуться, но вовремя прикусил язык, поняв, что Павел полностью отдался в руки судьбы. Мы не управляли переходом. Никто в Герметиконе не способен управлять переходом и точно сказать, сколько времени он продлится. От нас ничего не зависело, и потому Гатов предался созерцанию.

      «Согласись, красиво!»

      «Очень», – подтвердил я, дуя на руки. В кабине постепенно холодало.

      И становилось меньше воздуха.

      Мы летели вслед за грузовым цеппелем, лигах в трёх от его гигантских рулей, и напоминали, наверное, дохлую кошку, которую сорванцы привязывают к каретам и автомобилям…

      Дохлая кошка… Странно, что тогда мне пришло в голову именно это сравнение.

      Как бы там ни было, мы летели в кильватере здоровенного грузовика, но, несмотря на то что наш нечаянный проводник полностью закрыл фронтальный обзор, насладиться было чем: Пустота предстала перед нами во всей красе. Наверное, специально улыбалась перед тем, как погубить.

      «Необыкновенно…»

      Обычно Пустота видится путешественникам серой, немного размазанной, как будто неумелый художник упражнялся в создании оттенков, невнятной… Но сейчас всё было иначе. Я видел алые разводы, окружающие переход так, словно он проткнул живую плоть. Видел жёлтые штрихи, слетающиеся на красное с тем, чтобы вновь обратить его в серое. Видел голубые, размером с хороший стог сена искры, что, переливаясь, формировали контур цеппеля.

      «Так выглядит переход со стороны», – прошептал Гатов.

      «Я догадался. – А потом, чтоб меня в алкагест окунуло, зачем-то сообщил: – Минута».

      И тем разрушил удивительную магию момента, растоптал тот зачарованный миг, который навсегда отпечатался в моей памяти.

      «Минута».

      «Кто умеет задерживать дыхание?» – хмыкнул Павел.

      «Канистры нет, – бодро доложил Бааламестре. – Вообще ничего нет, чтоб меня пинком через колено».

      «Даже презерватива?»

      «Гений!»

      Я помню, как Павел улыбался, глядя на судорожно распечатывающего презерватив Каронимо. Я помню, как спешил толстяк. А потом