Храм на рассвете. Юкио Мисима

Иерусалим для приверженцев индуизма. Этот город (его старое название Варанаси) расположен на западном берегу Ганга, там, где он, питаемый талыми водами снежных Гималаев – обители бога Шивы, – изгибается, принимая изысканную форму только что народившейся луны. Бенарес был посвящен супругу богини Кали – Шиве и считался главными воротами в рай. Сюда устремлялись паломники со всей страны: ведь если окунуться в воду здесь, в том месте, где, как полагают, сливаются пять священных рек – Ганг, Дутапапа, Кируна, Ямуна и Сарасвати, то обретешь в загробной жизни наивысшее блаженство.

      В священных Ведах о благодати омовения написано немало строк: «Вода – вот истинное лекарство. Вода смывает телесные недуги, наполняет жизненной силой. И если вода – лекарство от всех болезней, она должна исцелить от всех хворей, от всех невзгод». Или: «Вода приносит бессмертие. Вода спасает тело. В воде – чудо исцеления. Великая сила воды дает забвение. Вода врачует тело и душу». Индуистские церемонии, когда молитвой очищают душу, а водой – тело, были здесь, в Бенаресе, где совершались многолюдные омовения, просто грандиозны.

      Хонда приехал в Бенарес во второй половине дня, распаковал в гостинице вещи, принял душ и сразу попросил предоставить ему сопровождающего. Он не отдохнул после долгого пути на поезде, и тем не менее удивительный душевный подъем приводил его в состояние какой-то радостной тревоги. Город за окном был наполнен послеполуденным зноем. Казалось, стоит окунуться туда, и ты тотчас же познаешь тайну.

      Бенарес был городом в высшей степени священным и в такой же степени грязным. По обеим сторонам узкой улочки, куда едва проникало солнце, тянулись мелкие лавки, в которых жарили и продавали еду или сладости, дома гадателей, лавки, где торговали мукой вразвес; в воздухе висели смрад, сырость, зараза. Улочка выводила на вымощенную камнем, обращенную к реке площадь, вокруг площади на коленях стояли прокаженные – они съезжались со всей страны, совершая паломничество, и в ожидании смерти просили здесь милостыню. Множество ворон. Раскаленное в пять часов пополудни небо. Прокаженный с красной раной на месте одного глаза – ко дну его оловянной миски для подаяния прилипло всего несколько медных монет – протягивал к небу похожие на ветви остриженной шелковицы беспалые руки.

      Тут прыгали карлики, имевшие самые разные увечья. Их уродливые тела напоминали непонятные древние письмена. Казалось, не гниющие раны и язвы, а искривленные, перекрученные формы тела, сохранив свежесть и жар прежней плоти, испускают внушающую отвращение святость. Полчища мух, как цветочную пыльцу, разносили кровь и гной. Мухи все были жирными и сверкали зеленым золотом.

      На спуске к реке с правой стороны был натянут занавес с ярким священным узором, и рядом с людьми, слушавшими, как монах читает молитву, лежал завернутый в полотно покойник.

      Все, казалось, парило над землей. Самые откровенные, самые безобразные стороны существования человеческого тела, его отправления, зловоние, бациллы, трупный