Кого хранит память. Виталий Воротников

к Тольяттинской теме. Как идет строительство автозавода? Какие цехи ещё не сданы? Какое отношение народа к машинам «Жигули»? Я объяснил, что строительство производственных цехов на завершающей стадии. Сейчас полным ходом ведутся благоустроительные работы, завод приобретает отменный вид. Но здорово отстает строительство в автозаводском районе жилых домов, объектов торговли, быта, культуры. Особенно плохо идет сооружение предприятий в так называемой промышленно-коммунальной зоне. Вообще же можно только поражаться. Таких темпов строительства ещё не было. Что сделано за четыре с небольшим года! Ведь осваивали до одного млн. строительно-монтажных работ в сутки! Какой великолепный заводище получила страна!

      Сейчас завод вышел на выпуск 350 машин в смену, темпы наращиваются ежемесячно. Условия труда хорошие. На производстве все социальные и бытовые вопросы решены на высоком уровне. Леонид Ильич перебил меня: «Ну, а каковы машины, будут ли брать „Жигули“ на экспорт?» Я ответил, что эксплуатационные показатели автомобиля высокие. Это поняли, берут Тольяттинские машины лучше «Москвича», причем и на экспорт.

      Перешли вновь к Куйбышеву. Он стал вспоминать о С. П. Королеве, своих впечатлениях о заводах, где делалась знаменитая «Семерка». Сетовал, что Сергей Павлович так рано ушёл из жизни: «Он бы, обязательно довел ракету „Н-1“ до ума!»

      Затем повел речь о Воронеже: «Область эта видная, всегда о Воронежской области слышал лишь хорошие отзывы. Сейчас дело разладилось. Мирошниченко забражничал. Делом не занимается. Распустил дисциплину. Товарищи возились с ним, но… решили его освободить. Я Черноземье знаю. Был в Курске, в Орле, хорошо знаю Харьков, но в Воронеже не был. Не пришлось. Говорят, что и город хороший. Да, что я тебе рассказываю? Ведь это твоя родина. Кстати, – повторил он слова И. В. Капитонова, – это мы учли, направляя тебя в Воронеж». Спросил: «Давно там не был? Остались ли в городе родственники?» Я ответил: «Давно, в 1963 году. Ну, а родственников, особенно дальних, более чем достаточно». Он засмеялся: «Вот, смотри, не поддавайся, а то сядут на шею». И также со смехом стал рассказывать, что после того, как его перевели на работу в ЦК, к нему пошли письма и ходоки «от родственников». Одна, из наиболее настойчивых, пробилась на прием: «Вошла, и ко мне с объятьями, – „Дядя, Лёня!“ А, я её первый раз вижу, эту племянницу. Вот так, как избрали секретарем ЦК, сразу нашлись родственники». Отсмеявшись, Леонид Ильич закончил: «Вообщем, даем тебе добро. Приедешь, осмотрись, не торопись, разберись. Если надо поможем, – кивнул И. В. Капитонову. – Желаю успеха». Я поблагодарил, он проводил до двери кабинета, попрощались, и я ушел.

      Что следует сказать? В начале 1971 года Л. И. Брежнев мало отличался от того, у которого я был в 1967 году. Он свободно и заинтересованно вёл беседу по многим вопросам. Спрашивал, слушал, не терял нить разговора. Манерой поведения он, как и тогда, подчеркивал свою значимость, можно сказать, стремился «произвести впечатление» на собеседника. Внешне, мне показалось, немного