Искушение. Трейси Вульф

Грейс, в Кэтмире на уроках по предметам, имеющим отношение к полетам, действительно учат летать.

      – Я просто… Это же… То есть… – В конце концов, я просто качаю головой. Что тут можно сказать? И что мне с этим делать?

      – Вообще-то крылья – это необходимое предварительное условие для того, чтобы летать, – замечает Джексон, когда мы делаем еще один поворот. – Как и умение пользоваться ими.

      – Да ну? – Теперь уже я поднимаю бровь. – А разве ты сам не летаешь без них?

      Он смеется.

      – Да, кстати, у меня для тебя есть новая шутка.

      – Новая шутка? – Я расплываюсь в улыбке. – Класс. Давай, жарь.

      Он смотрит на меня так страстно, что становится ясно, в каком смысле ему хочется «жарить», и что это не имеет ничего общего с теми дурацкими шутками, которые люблю я.

      Какой-то части меня хочется отвести взгляд, ей неловко от интимности этого момента. Но это было бы нечестно по отношению к нему – по отношению к нам обоим, – так что я продолжаю смотреть ему в глаза, хотя и чувствую, как меня затопляют одновременно и жаркое смущение и волна неуверенности в себе.

      Несколько мгновений мне кажется, что сейчас Джексон отдастся тем же чувствам, которые сама я даже не пытаюсь скрыть, ибо его похожие на полночное небо глаза становятся беззвездно черными, челюсть напрягается.

      Но затем момент проходит, и я вижу, что он сделал выбор не в пользу этих чувств. Не знаю, что я сейчас испытываю: облегчение или разочарование. Возможно, понемногу и того и другого. Но когда Джексон подчеркнуто отступает назад, я не могу не признать, что так будет честнее – для нас обоих.

      – Шутка такая. – Он ухмыляется. – Зачем просить подаяние у горгульи?

      – Ого, шутка про горгулью? Уже?

      Он смеется.

      – А что, слишком быстро?

      Он выглядит сейчас таким довольным, что я ни в чем не смогла бы ему отказать.

      – Да нет, давай. Так зачем просить подаяние у горгульи?

      – Затем, чтобы приучить себя к отказам.

      – О боже. Жуть.

      Он ухмыляется.

      – Знаю. Хочешь еще одну?

      – Не знаю, выдержу ли я еще одну. – В моем голосе звучит скепсис.

      – Выдержишь. – Он сжимает мою руку. – Почему горгулью нельзя задолбать?

      – Я не хочу это знать.

      – Потому что она и так долбаный камень.

      – О господи. – Я строю рожу. – Это было ужасно.

      – Да уж.

      – Тебе явно нравятся подобные шутки. Я создала чудовище, – дразню я его, одновременно изображая на лице ужас и прижимаясь к нему.

      Но глаза Джексона мрачнеют, и из них уходит весь смех.

      – Я всегда был чудовищем, Грейс. Это ты сделала меня еще и человеком.

      Внутри у меня все обрывается. Потому что в то время, как Джексон становится все более человечным… меня мучает страх, что настоящим чудовищем Кэтмира становлюсь я сама.

      Глава 23. К такому мультики меня не готовили

      Слова Джексона остаются со мной весь день, трогая меня всякий раз, когда я их вспоминаю. Когда думаю