Пока не поздно. Анна Владимировна Рожкова

и справить, без всяких там баб и спиногрызов. Сказано-сделано. Разыскали егерька знакомого, облюбовали полянку в лесу, чтоб с елочкой, все чин-чинарем. Приехали заранее, засветло еще, фонари на аккумуляторах по периметру расставили, елку нарядили, мангальчик организовали. Часов в девять накрыли поляну, нарезочки там всякие, салатики, шашлычок под коньячок и под водочку… лепота. Культурно сидим, балдеем, снег вокруг, тишина, романтика. Генка-егерь байки травит, какие он чудеса в лесу перевидал.

      – Ты еще скажи, что леший существует! – Мужики ржут, не верят, Генка кипятится:

      – А как же. Вот однажды…

      – Да ладно, брось заливать.

      Тут мне по делам приспичило отлучиться, ну, то бишь, отлить. Отошел подальше, только штаны приспустил, вдруг над ухом как гаркнет кто-то:

      – Ты что это, Вадик, лес мой поганить вздумал?

      Я чуть в штаны от неожиданности да со страху не написал, чес слово. Гляжу, натуральный Дед Мороз ко мне приближается, борода ниже пояса, халат весь серебром шитый, сапоги серебряные и посох в руке.

      – Мужики, хорош прикалываться, пошутили и хватит, – проблеял я.

      Дед Мороз подошел совсем близко, посмеялся в усы.

      – Ты штаны-то застегни, сынок, а то хозяйство застудишь.

      Я спохватился, впопыхах молнию дернул, она и заела. "Да и хрен с ней, не до молнии сейчас". Махнул на нее рукой.

      Я тебя, Вадим, в гости приглашаю, иди за мной.

      "Ну, а что мне остается?" Пошел как миленький. Вроде дед, а прет по лесу как танк, я же еле поспеваю, ноги по колено в сугробы проваливаются, пот со лба градом течет. Фу, вроде пришли. Добротная деревенская изба, окошечки с белыми занавесками на пол-окна, из трубы приветливо дым валит. Хозяин дверь открыл, гостя первым впускает в дом. Обычные сени, на всю длину вместо лавки сундук стоит. Дед снял халат, оставшись в льняной длинной рубахе, подпоясанной пеньковой веревкой, и в полотняных штанах. Кряхтя, стянул сапоги, размотал онучи, так, босой, и вошел. Всего одна большая комната. В углу русская печь, беленная известкой, стол человек на двенадцать с длинными лавками по бокам. Хорошо, тепло.

      – Присаживайся, Вадим, – хозяин приглашающим жестом указал на одну из скамеек, – разговор у меня к тебе длинный. А я нам пока чайку согрею.

      Подошел к стоящему на полу самовару с заранее заготовленной водой, достал из печки угли, засыпал в трубу, раздул огонь сапогом. Снял с полок за печкой заварник, чашки, ложки, сахарницу с рафинадом, нехитрое угощение: варенье, мед, сахар, баранки на веревке, хлеб. Я с любопытством наблюдал за его действиями. Дед мне до боли напоминал Льва Николаевича, как его изображали в учебниках по литературе. Та же седая борода, те же глаза с хитрым прищуром. Покончив с приготовлениями, хозяин расположился через стол, напротив меня.