Закон войны. Дмитрий Силлов

в лице. Вот это самообладание! Не каждый может так держать себя в руках, читая фактически смертный приговор. А этот лишь усмехнулся, расправил листок, сложил его вчетверо и спрятал за пазуху:

      – Хорошая бумажка, – сказал. – Сгодится на самокрутки.

      И направился к закопанному броневику, бросив через плечо:

      – Ну что, я в башню, к сорокапятке. Командуй, командир.

      Я понимал: не у всех бойцов такие нервы и такой опыт, как у сержанта Иванова. Сейчас пограничники в шоке от увиденного, и от того, как поведу себя я, зависит дальнейшая судьба этих людей.

      И я сделал то, что должен был сделать.

      – Товарищи, – негромко сказал я. – Это война. Немецко-фашистские войска напали на нашу Родину. Вы видели, что они сделали с заставой и с теми, кто на ней остался. И единственное, что мы можем сделать сейчас, – это отомстить за погибших.

      Я не мастер мотивирующих речей. Но в подобной ситуации растерянным людям нужен кто-то, кто пусть коряво, но объяснит, что произошло и что нужно делать.

      И, кажется, я все сказал так, как надо.

      Пограничники, которые минуту назад стояли, словно громом пораженные, вдруг стали совершенно другими людьми.

      Сосредоточенными.

      Напряженными.

      И очень злыми.

      – А я гансам никогда не доверял, – сказал крепкий пограничник, хрустнув огромными кулаками. – Они в мировую войну деда моего в крепости Осовец хлором задушили. Подлая атака была. Такая же, как сейчас. Спасибо тебе, командир, что дал возможность за деда поквитаться.

      Я кивнул, а про себя слегка порадовался. Второй боец назвал меня командиром, и никто это не оспорил, даже Сапрыкин, который, утерев кровь с лица, подобрал винтовку и направился к укрытию, которое мы наскоро соорудили на краю леса.

      Копать ростовые окопы времени не было, поэтому мы соорудили нечто вроде бруствера для стрельбы лежа, замаскировав его ветками. Можно было, конечно, в лесу спрятаться и стрелять из-за деревьев, но я боялся, что крупной щепой народ посечет не хуже, чем осколками, да и падающие стволы тоже штука неприятная. Потому лес остался за нашими спинами, делая нас невидимыми на его темном фоне.

      До поры до времени, разумеется.

      А между тем время настало…

      Немцев было много. Очень много. Полк как минимум шел через наш участок границы. И техника – тоже. С виду немецкие танки начала войны выглядели не особо серьезно. Далеко не «тигры» и не «пантеры», которые летом сорок первого существовали лишь на черновых чертежах.

      Но их, этих небольших и маневренных танков, перло через границу около трех десятков, что для моего небольшого отряда было более чем достаточно.

      Правда, было одно но…

      Поняв, что гипотетический противник уничтожен и сопротивления не предвидится, танковая лавина, объехав воронки, потихоньку перестроилась в походную колонну, которая двинулась по дороге, ведущей на восток. Хорошая такая дорога, грунтовая, правильная. Российская. Двум танкам на ней никак не разъехаться. Справа заболоченная