Печать Каульмэ. Евгений Александрович Курагин

как проводит свое личное время.

      Растоптав окурок сигареты подошвой остроносой туфли, девушка быстрым шагом направилась к подъезду старого кирпичного здания. Голубоватый свет газовой лампы над входной дверью вскоре выхватил контуры ее стройной фигуры, а затем и миловидное, несколько бледное личико без макияжа. Золотистые вьющиеся локоны почти что контрастировали с цветом ее кожи и необыкновенными, большими глазами цвета морской волны.

      Почти полгода назад Мария отметила свой двадцать второй день рождения и одновременно с ним год работы в Бюро на Естафьевке. Она, к своему сожалению, не стала самым молодым специалистом, но однозначно была одной из самых талантливых, потому-то, наверное, Кощин и взял ее под свою опеку. Больше того, позволил приезжать к нему в любое время, если этого требует работа.

      Быстро поднявшись по ступенькам на крыльцо, девушка извлекла из кармана плаща ключ с неприглядным брелоком, формой напоминавшим глобус. Два поворота ключа. Короткая пауза, продлившаяся долю секунды. Кощин наверняка уже ждет ее.

      – Ермак Васильевич? – толкнув дверь, негромко произнесла Мария.

      – Проходите Маша, – послышалось из-за приоткрытой двери. – Я выйду к вам через минуту.

      Только Кощин называл ее ласково – Маша, и хотя случалось подобное крайне редко, девушке всегда было это приятно. Словно студентка-первокурсница, Мария пристроилась в стороне от двери, и стала рассматривать знакомый рисунок обоев маленькой прихожей, медную люстру с газовыми рожками и старенький плетеный ковер, укрывший собой дощатый пол.

      – Прошу прощения, Мария Александровна. – Кощин появился будто бы из ниоткуда, и сейчас смотрел на девушку выцветшими серо-голубыми глазами. Ему было около пятидесяти; редкие седые волосы собраны на затылке в мышиный хвостик; костюм тройка, белоснежная рубашка, галстук и неизменный, мышиного цвета плащ. – Я готов. Мы можем отправляться, – то ли спросил, то ли констатировал Кощин, на ходу снимая с вешалки свою шляпу и зонт.

      – Конечно! – Мария дважды моргнула, приходя в себя, затем на шаг подступила к коллеге, поправила узел галстука. – Теперь да.

      Оказавшись на улице, они быстрым шагом прошли к шессеру под защитой зонтика. Дождь тем временем усиливался.

      – Давайте я поведу, – мягко, как всегда, предложил Кощин. – Вам следует привести себя в порядок. Негоже юной леди, тем паче молодому специалисту, показываться в таком виде перед будущими подчиненными, – он заправил непослушный локон за ухо девушки и улыбнулся. – Кроме того, вождение всегда отвлекало меня от мирской суеты и всех тех проблем, что преследуют меня по пятам.

      Заняться собой действительно следовало. С благодарностью вручив печать зажигания Кощину, Мария разместилась на удобном сиденье, откинула солнцезащитный козырек с приклеенным с внутренней стороны зеркальцем. Ровно три минуты ей понадобилось, чтобы собрать непослушные волосы в некое подобие луковицы и спрятать все это безобразие под головным убором, нанести тени на веки и накрасить слишком тонкие, по ее мнению, губы. Хотелось закурить, но она воздержалась. Кощин крайне категорично относился к курящим женщинам.

      Дворники сметали с лобового стекла струи воды, а за ним шумел город – электрическим смехом, натужным воем запечатанных турбин и детрансформаторов. Город светился, улыбался красочными огнями, жил своей собственной жизнью.

      Старогуева 00:02

      Поднявшись по ступенькам на крыльцо трехэтажного строения, Кощин отступил к кованым перилам, зажег папиросу, поддавшись старой привычке. Его спутница Лапкина Мария Александровна осталась стоять внизу, наблюдая, как двое жандармов усаживают в дилижанс подозреваемых одного за другим.

      – Что скажете, Мария Александровна?

      – По поводу?

      – По поду всего происходящего.

      Девушка безразлично пожала плечами. Но потом все-таки ответила на вопрос старшего коллеги:

      – Я бы попросила вас не задавать мне вопросов, Ермак Васильевич, на которые я не в силах ответить. – Мария поднялась на крыльцо, с достоинством выдержав затянувшуюся паузу.

      Это был далеко не первый оперативный выезд за время ее работы. Она часто отправлялась в составе бригад на новые объекты, сдаваемые в эксплуатацию, проверяла правильность нанесенных печатей и их пути сообщения. Консультировала молодых специалистов и следила за работой младших сотрудников, в Бюро называемых адептами. Но сегодняшний вечер был, вне всякого сомнения, особенным. Поздним вечером, около девяти часов, к ней прибыл курьер с посланием от Виктора Анатольевича Старомых. Он просил забрать профессора Кощина и отвезти его по указанному в записке адресу. Стоило ли говорить, что Мария восприняла это как дар небес?

      – Идемте же, – проговорил Кощин, затушив папиросу, – время не ждет.

      И они пошли. Темная лестница, кое-где подсвеченная голубым огоньком газовых рожков; грязь, мусор и хлам под ногами и на площадках между этажами. Тихий, почти шепчущий говор младшего персонала, звонкие, скатывающиеся до истерики возгласы и нарочито требовательный баритон, разносившийся на верхней