Звездная река. Гай Гэвриел Кей

охотится, – говорит он. – Может быть, лиса. Даже среди красоты и порядка это случается.

      – А когда нет красоты, нет порядка?

      Едва произнеся эти слова, она уже жалеет о них. Она снова давит.

      Но он улыбается. В первый раз после того, как вошел.

      – Я еду на остров без намерения умереть, госпожа Линь.

      Она не может придумать, что на это ответить. «Ничего не говори, хоть раз», – велит она себе. Он смотрит на нее через комнату. Она не может прочесть этот взгляд. Она взяла в путешествие только обычные шпильки для волос, но зато на ней серьги матери.

      Он говорит:

      – Люди живут на Линчжоу, вам это известно. Я только что сказал то же самое Вэньгао.

      «Люди, которые там выросли, – думает она. – Которые привыкли (если выжили в детстве) к болезням, бесконечному, рождающему пар дождю и к жаре».

      – Там… там водятся пауки, – говорит она.

      В ответ на это он усмехается. Она этого хотела, и гадает, догадался ли он.

      – Да, огромные пауки. Размером с дом, мне говорили.

      – И они едят людей?

      – Поэтов, как мне сказали. Два раза в год множество пауков приходит из леса на площадь единственного города, и им нужно скормить поэта, иначе они не уйдут. Есть особый обряд.

      Она позволяет себе быстро улыбнуться.

      – Причина не писать стихи?

      – Мне говорили, что заключенных в управе заставляют сочинять стихи, чтобы получить еду.

      – Какая жестокость. И это делает их поэтами?

      – Пауки не слишком критичны, как я понимаю.

      Он будет там заключенным другого сорта. Не в тюрьме, но под наблюдением, ему запретят уехать. «Это безумие не такое забавное, каким он хочет его представить», – думает Шань.

      По-видимому, он пришел к такому же выводу.

      – Я просил вас спеть мне одну-две ваших песни, если помните.

      Помнит ли она? Мужчины говорят самые странные вещи. Но она качает головой.

      – Не сейчас. Не так.

      – Спальня – подходящее место для поэзии. А для песен тем более.

      Она опять упрямо трясет головой, глядя вниз.

      – Почему? – мягко спрашивает он.

      Она не ожидала мягкости. Встречается с ним взглядом через комнату.

      – Потому что вы не за этим пришли, – отвечает она.

      Его очередь промолчать. И снаружи тоже почти все стихло после той смерти в саду. Ветер в сливах. Весенняя ночь. А теперь, понимает Шань, она все-таки боится.

      «Нелегко, – думает она, – прокладывать путь в мире и настаивать на своем праве выбрать новый путь». Мужчина никогда еще не касался ее. Она должна выйти замуж в начале следующего года.

      А этот мужчина старше ее отца, его сын старше нее, первая жена умерла, вторая живет в семье его брата, потому что Лу Чэнь не возьмет ее с собой на остров, что бы он ни говорил о том, что едет на юг не для того, чтобы умирать. У него были наложницы, он писал стихи для них и для куртизанок из квартала удовольствий. Говорят, что если он упоминал имя девушки из дома под красным фонарем в стихотворении, она могла утроить свою плату. Она не знает, берет ли он с собой на юг какую-нибудь