Тайны ночи. Джо Беверли

на подушку и замер. Голова отзывалась болью на каждый вздох.

      Видимо, он серьезно болен. Но кто же тогда эта женщина в его постели? Сестра-сиделка?

      Вряд ли.

      Кто она?

      И кто он?

      Эти простые вопросы выскакивали на поверхность сознания и тут же вязли в зловещей черной бездне, грозившей поглотить и его самого. Надо ухватиться за что-то реальное. Например, за ее ситцевую ночную рубашку…

      – А, вы проснулись!

      Женщина повернулась и взяла его за дрожащую руку. Он прижался к ней, чуть не плача от благодарности.

      – Где я? – прошептал он, не повышая голоса из страха перед болью.

      Молчание. Может, она ему померещилась? Он крепче сжал ее мягкую руку.

      – В Гиллсете! Пожалуйста, не надо, мне больно!

      Он тут же разжал пальцы.

      – Простите. Я… ничего не вижу.

      Другой рукой она ласково погладила его по голове каким-то очень знакомым жестом. Может, это его жена? Нет, он бы тогда точно помнил. И все же приятно думать, что он знает этот теплый голос и эту ласковую руку.

      Нежное прикосновение незнакомки напомнило ему его маму, которая умерла много лет назад. Ласковый мамин голос успокаивал его ночами, когда у него была лихорадка. Правда, этот голос говорил по-французски. Может, он француз?

      Нет, точно нет.

      – Просто сейчас темно, сэр, – сказала женщина по-английски, – глубокая ночь.

      Ситуация! Он лежит в какой-то гостинице с проституткой, изнемогая от жутких похмельных болей в голове, и ведет себя так, будто за ним гонятся черти. Боль, однако, была реальной, и живот угрожающе крутило.

      – Кажется, я чересчур много выпил.

      – Вы ничего не помните, сэр?

      О черт! Как же ему выкрутиться? Не может же он признаться, что не помнит ни ее, ни те постельные забавы, которые у них, несомненно, были.

      – Извините… У меня ужасно болит голова…

      – Не стоит извиняться. – Она опять нежно дотронулась до него, взяла его руки в свои, осторожно убрав их с его висков. – Попытайтесь уснуть. Утром вам будет лучше.

      – Вы обещаете? – Он даже нашел в себе силы пошутить и почувствовал, что юмор – как раз то, что ему присуще. Но тут к горлу подступила тошнота, и он резко отвернулся, несмотря на мучительную боль в голове. – Мне плохо! – выдавил он сдавленным голосом.

      Пока он боролся с подступающей рвотой, женщина каким-то чудом успела слезть с кровати и подставить ему ночной горшок – как раз в тот момент, когда его тело пересилило его волю.

      По крайней мере, судорожно опорожнив желудок, он почувствовал себя легче. Когда он вновь повалился на подушку, в череп уже не впивались острые лезвия, остались лишь молоточки.

      К несчастью, по комнате распространилось зловоние. Еще никогда в своей взрослой жизни он не чувствовал себя так неловко.

      – Простите меня, пожалуйста…

      – Ничего.

      В ее тоне слышалась насмешка, и он застонал от досады. Нет сомнений, что вчера вечером, затаскивая ее в постель, он был обходителен и галантен, а теперь превратился в беспомощного, больного ребенка.

      Она