Вилла «Аркадия». Джоджо Мойес

Не сомневалась Лотти и в том, что Гаю удастся выбрать время, когда Селия отправится в очередную предсвадебную миссию: взглянуть на туфли в Колчестере или на новые чулки в Маннингтри. В такой ситуации сопровождение любого мужчины, даже жениха, невозможно. Лотти отчетливо видела, что Гай теперь смотрит на нее по-другому. Пусть она не носит изумрудных платьев, зато приобрела одно из качеств драгоценного камня, о котором говорила Аделина: она вся светилась изнутри, притягивая его взгляд, словно бриллиант, поймавший луч света.

      Все это вслух не обсуждалось, разумеется. Но если раньше Лотти находила способы избегать Гая, то теперь он просто оказывался рядом во время прогулок в муниципальном парке. Или держал корзину, когда она развешивала белье по веревкам. Или вызывался прогулять Мистера Бинса, когда ее посылали с поручением на набережную.

      И гораздо быстрее, чем ожидала, Лотти перестала смущаться в присутствии Гая. Невыносимую боль от того, что он рядом, заменило трепетное радостное предвкушение, не свойственное ей желание разговаривать, неугасимая вера, что она занимает место, предназначенное ей самой судьбой. («Она кажется не такой угрюмой. Менее упрямой», – заметила миссис Холден. «Сьюзен, это наследственное и все равно проявится, – возразила миссис Чилтон. – Бьюсь об заклад, ее мать мрачная личность и к тому же метиска».) Лотти старалась не думать о Селии. Задача нетрудная, если рядом был Гай: тогда ей казалось, будто ее окружают невидимые стены, она находила защиту в своей уверенности, что занимает это место по праву. Но наедине с Селией она теряла уверенность и чувствовала себя беззащитной.

      Она уже не могла относиться к Селии по-прежнему. Если раньше подруга была союзницей, то теперь стала соперницей. Селия перестала быть Селией, превратившись в сочетание отдельных элементов, с которыми Лотти невольно себя сравнивала: стильная светлая стрижка против темной школьной косы; безукоризненная персиковая кожа против смуглой; длинные ноги, как у танцовщицы, против ее собственных… Коротких? Слишком полных? Менее красивых?

      А еще ей не давало покоя чувство вины: ночами она закрывала уши, чтобы не слышать дыхания Селии, и лила беззвучные слезы от сознания того, что отчаянно хочет предать девушку, к которой относилась как к сестре. Никого у нее не было ближе. Никто к ней не был добрее. И от этой двойственности она еще больше негодовала на Селию.

      Временами Лотти вспоминала их прежние отношения, но уже через секунду снова не могла смотреть на подругу, не думая о Гае, – так бывает, когда облака разойдутся и покажется бескрайная голубизна, но небо опять стремительно затягивают мрачные тучи. Если Селия посылала Гаю воздушный поцелуй, Лотти с трудом подавляла в себе желание броситься между ними – загородить его, чтобы поцелуй не достиг цели. Рука Селии, небрежно опущенная на его плечо, вызывала едва ли не мысль об убийстве. Она металась между чувством вины и бешеной ревностью, и этот маятник чаще всего замирал посередине, в точке безысходной депрессии.

      Селия как будто ничего не замечала. Миссис Холден, потеряв рассудок от перспективы скорого бракосочетания дочери, вознамерилась