Весь сантехник в одной стопке (сборник). Слава Сэ

холерик.

      Когда мама запуталась, Дед Мороз захохотал саркастически: «Шо ж вы, мамо…». Все захихикали следом, а янычар не вынес – прыгнул на деда и стал разрывать на тысячу маленьких Дедов Морозиков. Мальчика оттащили, но он опять разогнался – и головой деду в пузо. Расчёт был верный. В султанской чалме крупный брыльянт блистал, из люстры. Если в печень таким попасть, да с разбегу, не то что смеяться, как дышать забудешь.

      Не будь дед такая каланча – с ёлки своим ходом не ушёл бы.

      Зал султану аплодировал стоя. Потому что нечего маму обижать.

* * *

      Мне сказали, народ алчет песен. Надо пять-шесть, про зиму и любовь. Обещали слушательниц эзотерического толка, разумеющих светлую грусть.

      Прихожу. Педагогический курятник. Самая модная песня у них – «Отцвели уж давно». Она же самая жизненная.

      Сижу в углу, строю инструмент. Дамы подкрадываются, блестят в меня лорнетами.

      – Ага! – радуются. – Превосходно!

      Будто я поросёнок в яблоках и с хреном.

      Впорхнула гений конферанса, женщина-праздник. Светится, хоть прикуривай. Не разделась, сразу ко мне:

      – Я выйду в начале, буду бить в треугольник, как будто это куранты. Правда, здорово придумала?

      Кивнул. Зачем расстраивать. Может, думаю, есть в том сермяжная правда – убивать училок треугольником.

      Я ведь думал: три раза брякнет (третий звонок) и уймётся. Так нет же!

      Она подражала самым долгоиграющим курантам, чередовала феерические звонкие трели морозными переливами и драматическими адажио.

      Причём никто же в зале не знает, что эта тётя – куранты. Все думают, она просто стоит и долбит одну ноту, потому что с ума сошла.

      …Лицо конферансье при том плясало нечто новогоднее. Подмигивало, поднимало бровки, многозначително косило на ёлку, губками делало плям-плям.

      Всем сделалось неловко и до слёз скучно.

      Понимаете, треугольник такой инструмет, больше часа терпеть его соло можно только за очень отдельные деньги. В детском саду партию треугольника поручают толстым и глухим, и тем, кто вчера описался. И то, все они потом стыдятся и до пенсии скрывают, что играли в саду на треугольнике.

      С последним дзынем сделался как бы Новый год и заснул последний зритель. Конферансиха залудила прегадкое буриме собственного приготовления. Начало такое:

      Новый год, новый год… (пять раз)

      Что он нам всем, друзья, принесёт…

      Потом, собственно, был концерт. Первая часть – дремучая бардятина. Про горы, деревья с человеческими эмоциями и про способы разделить банку сардин на шесть голодных идиотов.

      Ко второй части удачно опоздал С.Б., джазмен-алкоголик. Он тоже пришёл скулить про снег и чувство, но как-то не так заскорузло у него получается.

      Как многие жители страны двух конфессий, он начал праздновать Новый год на католическое рождество, а старый Новый год ещё не наступил. Оттого дорога под ним змеится, выскальзывает и даже отпрыгивает в сторону.

      С.Б. в пути подруливает себе бровями и чехлом гитары.

      Пролез