Черный замок над озером. Екатерина Островская

ни много и ни мало, а ровно такая сумма, которая полагалась Жене при увольнении. Новую работу она начала искать сразу – через Интернет и обзванивая знакомых. Но результата не было. Так прошли июль и половина августа. После первого густого и теплого августовского тумана в лесу появились грибы.

      И вот теперь Женя лежала в постели, свернувшись калачиком под одеялом, в своей комнате на втором этаже загородного дома. Засыпая, она услышала, как что-то прогрохотало над головой, словно по небу проехала неспешная телега, груженная пустыми металлическими бочками. Затем еле слышно скрипнула старая сосна, несколько шишек слетели с ее веток, шлепнулись на крышу, прошуршали по шиферу и скатились в небытие. Редкие капли дождя простучали по жестяному подоконнику, и почти сразу начался ливень. Ливень колотил мокрым пальцем в оконное стекло, но Женя, так и не поняв, чего он хочет, уснула. И видела во сне голого Славу Нильского с узкой молочной полоской на бедрах. Нильский сидел перед микрофоном в радиостудии со стеклянными стенами, а вокруг бесновалась толпа, над которой звучал усиленный динамиками бархатный голос Славы:

      – Каждый может принять участие в моей передаче. Каждый, кто хочет разбогатеть, не рискуя остаться при этом без штанов…

      Во сне Женя хотела приблизиться к Славе и заслонить его наготу. Но ее толкали и пинали, чтобы успеть пробиться к стеклянным стенам раньше других. Она остановилась, обернулась и увидела у серой стены рыдающую Аллу Пасюк в узких рваных джинсиках, заправленных в модные когда-то сапожки, с которых теперь осыпались стразы и серебряная нитка болталась спутанной бахромой. Алла размазывала по щекам сине-зеленые полосы растекшихся теней, плечи ее тряслись. Женя подошла к бывшей однокурснице, обняла и прошептала:

      – Не надо, Аллочка, не стоит Слава твоих слез. Успокойся, все у тебя будет хорошо. Видишь, как мне хорошо сейчас.

      Тут она вспомнила о своем увольнении, о Михал Михалыче, который наверняка разыскивает ее, чтобы взять в рабство, о том, что денег на карточке уже не осталось, и проснулась.

      В комнате было темно и тихо. Только откуда-то из мрака, едва слышные, доносились до второго этажа чьи-то сдавленные рыдания. Женя поднялась и вышла из комнаты, начала спускаться на первый этаж, но на лестнице встретила маму.

      – Иди, доченька, спи, – шепнула та.

      – А кто это плачет?

      – Где? – притворилась глухой и непонимающей Виктория Владимировна.

      Но рыдания звучали слишком явственно, и мама, вздохнув, все же ответила шепотом:

      – Это Ника. Наверное, лишнего перебрала. Не волнуйся, она проспится, и все будет хорошо.

      Женя вернулась в свою комнату, снова легла, но долго не могла заснуть. Тетя вскоре в самом деле перестала плакать, а Женя вспомнила свой недавний сон и подумала: «К чему он? И вообще, зачем посылать в мои сновидения Нильского, про которого я не хочу вспоминать?»

      …Слава прожил с Пасюк два года. Алла, правда, временами уезжала в рекламные туры, появлялась на каких-то презентациях, участвовала в фотосессиях.