Цельсиус. Андрей Гуртовенко

Затем еще один стакан. Деликатно подождала за дверью, пока он блевал. Мучительно, долго и жидко. Проследила, чтобы он умылся. Уложила на диван в кабинете, предварительно сняв с него пиджак.

      Герман Николаевич был пунктуален. Именно поэтому его номер до сих пор у меня в телефоне. Хороших наркологов в городе не так уж мало.

      Совместными усилиями мы восстановили события последних суток из жизни Руслана. Было важно, что он ничего не употреблял, кроме алкоголя. И не пил последние несколько часов. Герман Николаевич измерил Руслану давление, уровень сахара в крови, снял ЭКГ. И долго колдовал над составом капельницы.

      Было уже почти девять часов вечера, когда Герман Николаевич уехал. Оставил номер, по которому можно звонить. Если понадобится – круглосуточно. Под конец он добавил в капельницу седативное. Так что у Руслана начали слипаться глаза. Он даже попытался незаметно уснуть. Но я ему не позволила.

      Я поставила рядом с диваном одно из находившихся в кабинете имзовских кресел. И заставила Руслана подписать документы, привезенные мной из бюро. А когда с формальностями было покончено, сказала:

      – Руслан, тебе нужно извиниться перед Евгенией Михайловной.

      Руслан посмотрел на меня. Потом куда-то мимо меня. Кивнул. И снова попытался заснуть.

      – Ты не понял. После вчерашнего она, скорее всего, уйдет. А домработница, которая месяцами терпит твои похождения и пьянки и при этом не ворует, – очень большая редкость.

      – Так ведь не бесплатно, – Руслан неохотно снова открыл глаза.

      – Но и на то, что на нее будут орать матом и кидать в лицо ботинком, она тоже не подписывалась.

      Руслан уставился на меня.

      – Только не говори, что ты ничего не помнишь.

      Руслан отвел взгляд и ничего не ответил. Мы помолчали.

      – Жанн, почему каждый раз одно и то же? Объясни мне, – наконец проговорил он, – почему они меня постоянно бросают?

      Я посмотрела на небритое лицо Руслана, на круги под глазами, на проступившие на лбу морщины. В который раз отметила, что его сорокалетний возраст можно увидеть, только когда он с похмелья. Причем с очень тяжелого похмелья.

      – А сам-то ты как думаешь?

      – Ничего я не думаю. Тут думай не думай…

      – Ты хоть их считаешь?

      – Кого?

      – Их. С начала года это уже третья твоя несчастная любовь. А сейчас только апрель.

      Руслан вздохнул.

      – Что же я могу поделать? Сердцу не прикажешь, – он грустно улыбнулся, и я даже замерла на мгновение, настолько преобразилось его лицо.

      – Может, это не сердце, Руслан? Может, это какой-то другой орган?

      Руслан перестал улыбаться.

      – Хочешь сказать, ты достаточно компетентна, чтобы это обсуждать?

      – Что обсуждать, Руслан?

      – Да вот хотя бы орган, которого у тебя нет.

      – Ты про сердце?

      Руслан не выдержал моего взгляда, отвернулся, прикрыл глаза.

      – Жанн, я очень устал. Правда.

      – А