Эликсир для избранных. Майк Логинов

никогда не видел, и что моя фамилия – Кораблев, ни к чему не привели. Табличка провисела на двери до конца 70-х годов, а потом куда-то исчезла, когда дверь решили обить дерматином.

      Кроме таблички с фамилией о прадеде напоминали чашки и молочник из тончайшего полупрозрачного китайского фарфора. Они казались такими хрупкими, что было страшно даже прикоснуться к ним, не то что пить из них.

      – Откуда у нас это? – спросил я однажды маму.

      – Это прадедушка привез с Русско-японской войны, – ответила она.

      Я был поражен. Подумать только, оказывается, прадедушка был участником исторических событий! Я, домашний книжный мальчик, уже одолел к тому времени «Цусиму» Новикова-Прибоя и знал кое-что о провальной политике царизма на Дальнем Востоке.

      – А где прадедушка воевал? – поинтересовался я, в душе надеясь услышать про оборону Порт-Артура.

      – Не знаю, – ответила мама.

      – А в каких войсках он служил?

      – В кавалерии, я полагаю.

      Вот здорово! Я представил себе прадедушку скачущим в атаку с шашкой наголо, но следующее мамино сообщение меня сильно обескуражило.

      – Он лечил казацких лошадей, – сказала она будничным голосом.

      – Почему лошадей? – удивился я.

      – Потому что он был ветеринар.

      Героический образ предка померк. Я видел живого ветеринара. Когда жившая у нас в доме лайка Чарли заболела, лечить ее пришел несимпатичный дядька в мятых брюках и грязноватом халате. Звали дядьку, как сейчас помню, Игорь Евсеевич, и от него неприятно пахло. Видимо, мама почувствовала, что принизила прадеда.

      – Он начинал как ветеринар, – поправилась она, – вообще-то он был физиологом.

      Слово «физиолог» ничего мне не говорило.

      – Он изобрел лизаты, – добавила мама что-то уж совсем непонятное.

      Услышав это слово, я снова вспомнил Чарли, который любил лизать мне лицо.

      – Лизаты? Что такое лизаты? – спросил я.

      – Э-э-э… Ну, это такие вещества… специальные, с помощью которых можно лечить разные болезни.

      Видимо, мама тоже не слишком хорошо разбиралась в научных теориях Павла Алексеевича Заблудовского.

      – Это как лекарства? – продолжал допытываться я.

      – Вроде того…

      Итак, прадедушка Павел Алексеевич был физиологом и изобретал лекарства. Этого было вполне достаточно для восьмилетнего мальчика. Беда в том, что и сорок лет спустя мои представления о работах академика Заблудовского оставались примерно на том же уровне. В семье обсуждалась, да и то редко, только смерть прадеда. Официальная версия гласила, что Павел Алексеевич почувствовал себя на работе плохо, вернулся домой, где в это время никого не было, прилег отдохнуть, заснул и во сне умер от сердечного приступа. «Благословенная смерть!» – всякий раз повторяла мама. Несколько коротких фраз, которые никогда не менялись и со временем превратились в некий канонический текст. Так это предание и передавалось в нашей семье из поколения в поколение. Так оно